Виктор Гребенников: Письма внуку. Книга первая: Сокровенное.

Нас ждут также начавшие было скучать без тебя наши комнатные растения, всевозможная живность в садках, аквариумах, пробирках, собранная нами с тобою прошлым летом; слесарные и столярные инструменты, фотоаппараты, бинокли, телескоп; этюдники с красками, которые за эти месяцы засохли на палитрах.

Еще нас с тобою очень ждут заповедные лужайки наших микрорезерватов, что в Омской области, куда мы обязательно поедем летом, и в этих моих детищах ты — даю слово! — изумишься огромному количеству золотых жуков бронзовок, уткнувшихся в белокипенные соцветия таволог, эскадрильям стрекоз над полянами, а вечерами — таинственным перекличкам сов в лесной глухомани и неумолчному стрекоту ночных кузнечиков.

Там, у моих заказников, ты увидишь непередаваемо романтичные в своем величественном безмолвии степные закаты, насладишься многокилометровыми маршами по ровным безлюдным степным дорогам, над которыми раскинут огромный-преогромный небосвод, где загораются первые звезды, и над нашими головами будут бесшумно реять мои давние друзья и берегини — небольшие круглокрылые совы, те самые, что перекликались полчаса назад в лесу.

В маленьком неприметном городке Исилькуле, что на юго-западе Омской области, я познакомлю тебя с замечательными людьми — истинными охранителями природы, учителями, художниками, которые когда-то были моими учениками, и просто с моими друзьями-сибиряками, которые, в случае чего (мало ли что со мной или с тобой случится) не дадут тебя в обиду.

…От пережитого вчера и сегодня скачут мысли, не дают сосредоточиться — и письмо мое получается неровным, в чем-то непонятным, где-то повторюсь — прости меня, дорогой дружок, и вы, читатели.

Эх, катануть бы летом нам с тобою в Крым — но власть предержащие отобрали его у нас с тобою, и билет туда теперь стоит столько, сколько я не заработаю и за много лет. Надеюсь, что в твои времена, уже после меня, эта дикость уйдет в прошлое и ты там побываешь; исполни тогда просьбу, которую я изложил в письме "Пасынок. Красные искры", и обязательно взойди на вершину Чатырдага — священной горы моего детства. А пока тебе придется довольствоваться моими устными рассказами о Родине, вот этой книжкой, да росписью стен нашей новосибирской ванной, изображающей Судакскую бухту в Крыму. Еще раз несколько слов о Труде. Ты знаешь, что я проработал всю жизнь. Ты никогда-никогда не видел своего дедушку, предающегося отдыху и тем более бездельничавшего.

Так вот, когда будешь в моем родном городе Симферополе, погляди внимательно на несколько больших рельефов, высеченных высоко под крышей на фасадах дома № 4 по Пушкинской улице. Выполнены они в духе первых послереволюционных лет — в стиле благородного символического классицизма. Когда-то я с них сделал наброски — вот они: гордый мускулистый кузнец с тяжелым молотом у наковальни, и пахарь с серпом на плече, плугом и снопом пшеницы, под которым трогательно примостилась крынка молока.

Как видишь, никакие это не рабы, а творцы — Творцы Счастья, придти к которому не дали им Силы Зла. Но даже несмотря на то, что эти барельефы как бы символизировали социализм (серп и молот!), их не уничтожили даже фашисты в годы оккупации ими Крыма. Так вот, неужели сейчас, в эпоху воинствующего мракобесия, когда снова валят памятники и перечеркивают историю, этим рельефам грозит уничтожение? Мое опасение не беспочвенно: ведь поднялась же рука у "неоисториков"-вандалов на удивительной красоты обелиск, установленный в 1771 году на месте первой походной палатки командующего российским войском князя Василия Михайловича Долгорукова. Вокруг обелиска и возникла будущая столица Крыма. О неравной борьбе за спасение обелиска я узнал из большой статьи В. Гурковича "Да не покинет мудрость" в симферопольской газете "Южный курьер" за 14 марта 1992 года; земляки попросили помочь и меня — я немедленно послал свою статью в столичную "Культуру", с рисунком памятника — но ее не напечатали, наверное "зарубили" неополитиканы; жаль только рисунок, сделанный с натуры — копии у меня не осталось…

Так что, как видишь, у меня есть все основания опасаться за судьбу тех рельефов по Пушкинской (до какого вандализма мы порой доходим, вспомни еще раз по моему письму "Храмы"): хоть бы они, рельефы, дожили до тех дней, когда люди вновь поймут, что основа всех благ, богатств, наслаждений, культур, наук и всего, что отличает человека от примитивного животного — это Труд. Так что, когда ты побываешь в моем Городе и увидишь целыми этих каменных тружеников, — поклонись им от меня.