Коллектив авторов - Смута в Московском государстве

ного от последней, седьмой по счету, жены Марии Нагой. После смерти Ивана IV царевич с матерью по существу оказались в ссылке, Углич выделили им в своего рода удельное владение. Нагие и их сторонники с ненавистью следили за возвышением Годунова. А тот, с помощью своих соглядатаев, не спускал глаз с Нагих, мечтавших о троне для царевича. Но возможный наследник при загадочных обстоятельствах погибает 15 мая 1591 года во дворе угличского терема — будто бы он во время игры с «робятками» наткнулся на нож. В городе тут же вспыхнуло восстание, н его участники расправились с представителями Москвы, сидевшими в приказной избе (центр местного управления), и угличскими богатеями. Из столицы по повелению Годунова прибыла следственная комиссия во главе с боярином князем В. И. Шуйским, властолюбцем, льстецом и интриганом, и она выдвинула версию о самоубийстве царевича. Ее поддержали в Москве. Восставших угличан жестоко наказали — последовали казни и ссылки в Пелым, недавно построенный в Западной Сибири городок; «и от того,— по словам современннка-летописца,— Углич запустел».

Все как будто успокоилось. Но ненадолго. По Москве и всей стране поползли слухи: царевич Дмитрий — не самоубийца, а жертва расправы. Джером Горсей, другой англичанин, находившийся в то время в Москве, 10 июля, около двух месяцев после гибели Дмитрия, сообщал в Лондон: сын Грозного «жестоко и изменнически убит».

Через семь лет, 7 января Qjj)98) года, скончался «смирением обложенный» царь Федор Иванович - династия Калиты угасла, и вскоре царем стал Годунов. Исполнилась его заветная мечта — долгий и тернистый путь к высшей власти увенчался торжественным венчанием на царство в Успенском соборе Московского Кремля. Его ум, рассудительность, красноречие, некоторые меры по облегчению народных тягот поначалу вызывали определенное расположение к основателю новой династии, рождали надежды. Но они довольно быстро угасают. Все большее, и в придворных кругах, и в простом народе, негодование вызывают двоедушие и коварство Годунова, его безграничное властолюбие и склонность к наветам ябедников, доносчиков. Для достижения своих целей — так считают очень многие — он пойдет на все. Молва обвиняет его во всех грехах — не только в убийстве угличского младенца, но и в смерти царя Федора, его жены царицы Ирины (своей родной сестры!) и их дочери Феодосии. В этих разговорах и слухах невозможно отделить зерно от плевел. Да и не в этом суть того, что происходило тогда, на переломе двух столетий. Главное — это невыносимые тяготы простого народа, продолжавшиеся несколько десятилетий; и неудивительно, что все беды, случавшиеся в те годы, стали постепенно связывать с именем царя Бориса.

К концу столетия усиливается отпор народных низов нажиму властей и феодалов. Так они отвечали на гнет и насилия, ухудшение своего положения. Да и как было не роптать, когда одни государственные налоги в XVI столетии увеличились в 30 раз! В начале века с сохи1 брали 5 рублей, в конце его— 151 рубль. Сильно возросли барщинные работы и оброчные платежи крестьян в пользу владельцев. А размер крестьянских наделов существенно сократился; например, у монастырских крестьян в центре страны — на 40 процентов.

Крестьяне сопротивляются всеми силами и средствами — бегут от господ, отказываются нести повинности и вносить налоги, плохо работают на феодалов, убивают их самих и их приказчиков, слуг. Расширяются по всей стране действия так называемых «разбойников», часто имеющие антифеодальную направленность. Вспыхивают волнения и восстания. С особым упорством борются монастырские крестьяне. В середине 90-х годов крестьяне Иосифо-Волоколамского монастыря почти поголовно выступили против хозяйственной реформы, которую объявил келарь (глава хозяйственного управления) Михаил Безнин, из бывших опричников и любимцев Грозного. По его распоряжению крестьян переводят с оброка на барщину, а у жителей Осташковской и других слобод втрое увеличивают оброк. Дальше — больше: крестьян принудительно кредитовали деньгами «на животин-ный приплод» под 33 процента годовых. Все эти меры привели к резкому подъему (в несколько раз!) доходов обители. Келарь, после возврата в первый же год ссуды с крестьян, рассчитывал получать с них чистой прибыли 600 рублей (большие по тому времени деньги!) ежегодно и «во веки». И это — с одной только ссудной операции!

Восстание крестьян, не слушавших ни увещеваний монастырского начальства, ни угроз московской комиссии, спутало все карты Безнина и его сторонников. «Трудники» перестали исполнять все работы на монастырь, избивали приказчиков. Обитель терпела большие убытки, и в конце концов келарь объявил об отказе от реформы и вскоре покинул обитель, перебрался в другой монастырь. Восставшие одержали победу, пусть небольшую, в рамках одного только владения, правда, довольно крупного; заставили отступить известную на всю Россию духовную корпорацию.