Владимир Буданин - Кому вершить суд

Он извлек из-за пазухи аккуратный сверток, попросил спрятать на несколько дней и объяснил, что у какого-то Арона ничего оставлять нельзя — «Кузьмич по три раза на дню наведывается». В свертке оказались нелегальные издания, полученные из-за границы. На прощанье Андрей крепко стиснул руку Петра, сказав, что рад знакомству со «своим» человеком.

С гимназических лет Петра влекло к естественным наукам, и на другой день он отправился в университет с аттестатом и прошением о приеме на физико-математический факультет. А неделю спустя начались занятия, и в аудиториях и шумных коридорах теперь можно было встретить тонколицего и большеглазого юношу с высоким лбом — сибиряка Петра Красикова. Столица с ее громадами каменных зданий, широченными проспектами, конкой, газовыми фонарями, электричеством в окнах богатых домов, неисчислимыми извозчичьими пролетками и дорогими экипажами на Невском, Литейном, Садовой не так поразила Петра, как студенческая братия. Внушительные бородачи и совсем зеленые юнцы, сынки важных сановников и почти нищие — у них под обтрепанными форменными тужурками не было и сорочки, — петербуржцы, москвичи, малороссы, поляки, евреи, кавказцы, сибиряки, — вся эта разношерстная и разноплеменная масса представлялась Петру на первых порах недоступной.

Но на самом деле это ему только казалось — каждый новый день увеличивал число его знакомых, сближал со студенческими кружками, землячеством, помогал понять, что волнует этот молодой народ.

Легче всего Петр прижился в Сибирском землячестве, куда ввел его Михаил. Бывали они там обыкновенно втроем — прихватывали Андрея Гурьева. Собрания под видом «именин» и «чаев», споры, когда любой волен был, не таясь, высказывать решительнейшие суждения, — могло ли это не увлечь только что оказавшегося в столице молодого провинциала?

Едва ли не в первый день после приезда Петр услышал от Михаила о «замечательных людях Петербурга». Трегубов пообещал свести Петра в дом на Садовой, где собирались они вечерами по субботам.

В гостиной стояли старинные кресла, пол был устлан ковром, блестел полировкой рояль. В креслах сидели гости. Народ был самого разного вида: почтенные господа в сюртуках — один даже с орденом, — чиновники, тоже по преимуществу солидного возраста, в форме всевозможных ведомств, студенты, — все, должно быть, из порядочных семей. Шел негромкий спокойный разговор.

Михаил и Петр остановились у двери, не находя пока места, где бы можно было устроиться, не мешая общей беседе. Петр довольно быстро уловил совпадение взглядов местной публики со взглядами большинства ссыльных «политиков» из Красноярска, извечных противников Арсения. О марксизме не упоминали. Плеханова для них словно бы и не существовало. Петр поглядел на Михаила. Тот не сводил восхищенного взгляда с господина в пенсне, рассуждавшего о значении крестьянской общины для устройства российского общества. «Арсения бы сюда! — подумал он. — Объяснил бы он вам, господа, что не крестьянской общиной следует восхищаться, а смотреть в будущее».

Вошел еще один — очевидно, хозяин дома. У него было очень живое лицо с выпуклым лбом и глубоко спрятанными глазами. Именно этот господин впервые упомянул о Плеханове. Собственно, имени он не называл, но по тому, с каким злым сарказмом шла речь о людях, «растерявших убеждения свои на альпийских курортах», ничего не стоило догадаться, что имеется в виду именно живущий в Швейцарии Плеханов.

— Они там позабыли обо всех жертвах, понесенных нашим движением. Швейцарские курорты не располагают к пониманию особенностей народа. Где уж там помнить о том, что капиталистический расчет чужд самому духу русского мужика? Быть может, относительно Европы Маркс и прав, но для нас, для России…

— Простите, — Петр не сдержался. Он чувствовал, что лицо его пылает, и от этого еще больше злился. — Вы-то читали труды Маркса или Плеханова? Боюсь, что нет.

Господин с сигарой обернулся так быстро, словно над его ухом щелкнули бичом, и шагнул к двери. Присмотрелся к тем, кто там стоял. Определил, должно быть, по выражению лица Петра, что именно его мальчишеский голос только что прозвучал. Подошел, по-отечески потрепал Петра по плечу.

— Читал, юноша, читал. А вот вы, судя по всему, мало знаете о прошлом нашего движения, о героях наших. И…

— Спорить не стану. — Петр вскинул голову. — Об этом вы, очевидно, осведомлены лучше. Но это прошлое. А бороться следует во имя будущего. Вперед надо смотреть. Вот скажите: строительство железных дорог может оставить Россию в прежнем состоянии? А рудники, фабрики? Разве мужик, покинув деревню, остается прежним? Разве не делается он пролетарием, как пишет Маркс и как утверждает Плеханов? — Петр краем глаза увидел, что Михаил отошел к высокой голландской печи.