Владимир Буданин - Кому вершить суд

Затем он отозвал комиссара Козловского в сторонку, они о чем-то поговорили, и усатый Мечислав Юльевич сел на место Красикова.

— Продолжим. — Он положил перед собой лист бумаги. — Я слушаю. Что вы собирались нам сообщить?

Голос у него был ровный и, как показалось Трегубову, равнодушный. «От этого добра не жди, — еще больше затосковал капитан и поискал взглядом Красикова, в ком одном видел надежду на спасение. Не нашел его, и на душе сделалось вовсе беспросветно. — Худо дело. Погубят они меня…»

— Я бы лучше тому… товарищу вашему… — заворочал непослушным языком Трегубов. — Давно знакомы… Земляки…

— Это мне известно. Так в чем вы хотели открыться?

— Не… не поймете вы… Я бы лучше тому… товарищу вашему.

— Да что с вами? Возьмите себя в руки! — рассердился комиссар. У Михаила Гордеевича захолонуло сердце. — Вы офицер. По большевикам, надо думать, стрелять не боялись?

«Поставят к стенке. — Теперь уж сомнений не было. — Не без причины Петр-то убежал от греха. Что же делать? Что делать? Как смягчить сердца их каменные?..»

— Вы что, расстрелять меня намерены? — спросил он.

— Расстрелять? — Козловский усмехнулся. — Не для того мы власть брали, чтобы восстанавливать царские порядки. Хотя… Может быть, вы за собой какую вину знаете?..

— Нет, нет! Никакой особой вины.

— В чем же все-таки собирались открыться?

— Лучше бы мне тогда на бумаге написать, — проговорил Михаил Гордеевич.

— Как будет угодно, — холодно сказал комиссар и крикнул: — Мешков! — Из табачного облака вынырнул матрос. — Отведите гражданина офицера в арестантскую. — Затем сказал Трегубову: — Он даст вам перо и бумагу.

В первых числах ноября Красикова разыскал Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. По лицу его Петр Ананьевич догадался: предстоит серьезный разговор. В комнате на втором этаже, не занятой пока ни одним комиссариатом или комиссией, они устроились на кожаном диване. В помещение все время входили матросы, солдаты, рабочие с винтовками, о чем-то спрашивали и уходили по своим делам.

— Поговорить с вами мне поручил Владимир Ильич, — сказал Бонч-Бруевич. — Решено назначить вас редактором «Газеты Временного Рабочего и Крестьянского Правительства». Для этого тонкого и сложного дела нужен опытный партиец, владеющий пером и способный не потерять головы в нынешней ситуации. Владимир Ильич считает вашу кандидатуру наиболее подходящей. Забот у вас будет предостаточно. Знающих дело работников из наших людей предложить пока не можем. В ваше распоряжение перейдут сотрудники бывшего «Вестника Временного правительства» и бумажные фонды, оставшиеся от него. Сами понимаете, дело потребует гибкости и твердости. И все же Владимир Ильич надеется на вас, Петр Ананьевич.

— Передайте Владимиру Ильичу, я налажу газету.

Обещать, как выяснилось, было гораздо легче, чем выполнять обещание. В редакции бывшего «Вестника» его встретили, мало сказать, неприветливо — встретили как врага. Почти все сотрудники, исключая лишь типографских, новую власть не признавали. Редактора — «комиссара», к тому же недавнего присяжного поверенного, приняли, как принимают парламентера победившей стороны — с демонстративно подчеркнутым достоинством поверженных. Один из редакторов, со скуластым худым и длинным лицом, так и сказал:

— Терять нам нечего. По вашей милости мы потеряли все: свободу, надежды, родину. Да, да, родину. Вы погубили ее. Россия сделала первый шаг в будущее, и явились вы, чтобы все остановить, погубить, разрушить. И вы надеетесь найти в нас помощников?

— Отнюдь. Но работать вам придется. У нас хватит сил обуздать саботажников. А на вопрос о том, кто что разрушил и погубил, ответит время. Я не уполномочен вести с вами политические дискуссии. Совет Народных Комиссаров поручил мне наладить выпуск «Газеты Временного Рабочего и Крестьянского Правительства». И я сделаю все, чтобы она выходила при вашем участии.

— Но мы не признаем этого вашего правительства…

— Ничего, признаете. И чем скорее, тем лучше для вас.

Петр Ананьевич задумался: как говорить с этой публикой? Упрашивать, уговаривать, внушать?

Вдвоем с Наташей они сутками просиживали в редакции. Он диктовал ей официальные материалы Совнаркома, разных комиссариатов и комиссий, передовицы и редакционные статьи. Потом сам нес в типографию к наборщикам. Как-то зашел представитель от редакционных служащих бывшего «Вестника». Удостоверившись, что газета выходит и без их услуг, саботажники капитулировали.