Дмитрий Фурманов - Из дневников (Извлечения)

Вот почему, между прочим, не разменивался на статьи, а написал большую книгу. Сразу большую книгу. И в дальнейшем план — создать их целую серию. Но именно больших книг, которые сразу обращали бы внимание, заставляли бы серьезно считаться, жили бы долго, не были бы подобны статьям-однодневкам… Знаю, что в статьях — живая жизнь момента, что по ним, по статьям, живут, ими руководствуются, их качество общественнополезное — несомненно и именно для практической, повседневной жизни. Полезны и книги. Но не так, не злободневно, не такому огромному количеству читателей и не по вопросам злободневной борьбы (это куда как редко!).

Большая книга — выраженная вовне самоудовлетворенность. Поэтому писание только больших книг — признак отрыва от живой жизни. Знаю. И все-таки пишу. Когда напишу 3–4, тогда приостановлюсь, лишь тогда, когда себя зарекомендую, когда будет фундамент… На «Чапаева» смотрю как на первый кирпич для фундамента. Из камней он — первый. А песчинки были — это тоже необходимо, утрамбовать надо было ими, чтобы кирпич положить, «Чапаева». Из песчинок — и «Красный десант». Роль этих маленьких, предварительных работ (очерки, заметки, воспоминания) была подготовительная: заявить кому надо, что я умею писать, пусть это знают и пусть не откажутся взять «Чапаева», настоящую работу, когда она будет готова.

И вот пришло время, когда можно спокойно класть кирпич за кирпичом, к чему же мне эта мелочная, розничная камарилья, с разною рыбешкой? Не нужна. И я ее — в сторону. Когда кто-нибудь просит… (а уже и просят!) дать очерк, заметку, статью — отказываюсь: некогда!

И в самом деле — готовлюсь ко второй работе, это, верно, будут «Таманцы» [35] …будут «Таманцы»… — Замысел книги «Таманцы» осуществлен не был. , про которых говорил с Ковтюхом [36] примечание в эл. версии отсутствует . Засяду. Буду поглощен…

Позвонил в Истпарт: что слышно?

— У нас уже на руках, торопитесь.

Я сорвался, помчался. Вхожу с замираньем. Увидел, поражен не был, даже охладился, ибо обложка бледна показалась. Тут же скоро случился Лепешинский, улыбается доброй старческой улыбкой, жмет руку:

— Хорошо. Очень хорошо. Это одно из лучших наших изданий… Особенно в таком роде — в таком роде еще не бывало. Это ново. Читать нельзя иных мест без волнения. Очень, очень хорошо… Успех будет большой, распространяется быстро… Хорошо. Очень хорошо.

Меня эти речи старейшего большевика-литератора взволновали и обрадовали.

— Пантелеймон Николаевич, я хотел бы вам книжку на память и надпись на ней.

— Очень, очень рад буду. Ну-ка, сейчас же давайте-ка, сразу.

И он искренне, радостно засуетился. Книга скоро была у меня в руках. Написал: «Уважаемому Пантелеймону Николаевичу Лепешинскому, чья рука по-дружески, бережно, любовно прошлась по „Чапаеву“ и устранила добрую половину его недостатков. Этой помощи никогда не забуду».

Он с влажными глазами, торопясь, когда уже прочитал и снова вышел ко мне:

— Это напрасно… Слишком… Очень уж вы…

А я ему так благодарен, так благодарен, ведь это он посоветовал создать «Чапаева»; все первые мысли, первые разговоры были только с ним одним. Спасибо. Очень спасибо. Взял я книгу, бегом до дому. Торжествовали с Наей вместе. Рад я, конечно, высокоторжественно. Надежд много.

Теперь — теперь за «Мятеж». Лепешинский, который, видимо, намерен теперь держаться за меня как сотрудника (так показалось по его отношению), обещал выписать из Турктрибунала все «мятежные» материалы. Отлично. А я с своей стороны напишу в Турккомиссию — там Любимов. Займусь этим делом солидно. На год, на полтора. А в промежутках думаю рассыпаться очерками: ведь так много и материала, и мыслей, и чувств. Взволнован. Хочу писать, писать, писать.

Сел за новую книгу. Видимо, назову ее «Таманцы» — это поход Таманской армии в 1918–1919 годах. Я хочу в этой книжке захватить только поход с полуострова до момента овладения Армавиром, а на Ставрополь и на Астрахань или оставить совсем, или оставить до будущих работ (продолжение?), а может быть, впрочем, и к этой работе как-нибудь пришью, смотря по тому, как пойдет работа, как это легко произойдет, насколько будет необходимо по самой работе…

Насколько овладею материалом — того еще не представляю. Особенно трудно будет мне справляться с бытом и станиц, и полчищ армии, и населения по пути следования, и всего-всего, что так жадно ищу теперь по словарям, путеводителям, «Живописным Россиям» [37] «Живописная Россия» — иллюстрированный журнал. , разным книжкам и статьям. Природу надо понять. А для этого, кроме воспоминаний да картин, под руками нет ничего, точного знания нет. Писать будет неизмеримо трудней, чем «Чапаева», — того отмахал все больше по своим запискам, а для «Таманцев» записок ведь нет никаких — тут или сжирай с того, что уже где-нибудь напечатано, или «твори», то есть измышляй, выдумывай.