Элина Быстрицкая - Встречи под звездой надежды

Я обиделась. Жить на такие деньги было невозможно, а находиться на иждивении родителей я больше не могла и не хотела. Конечно, я подрабатывала, ездила на киносъемки, но это все от случая к случаю, возможностей что-то заработать было немного. Да и платили «актрисе из Вильнюса» за съемки не очень щедро… И все чаще я задумывалась над тем, что, как бы ни было мне уютно в Вильнюсе, надо думать о будущем.

Две первые главные роли — Тани в одноименной пьесе Арбузова и Ольги в его же пьесе «Годы странствий» — стали для меня как бы пропуском в новый фильм. «Таню» и «Годы странствий» Вильнюсский театр привез на гастроли в Ленинград. Там вскоре меня пригласили на киностудию «Лен-фильм» на кинопробы. Запускался фильм «Неоконченная повесть». Снимал его Фридрих Маркович Эрмлер. Я знала, конечно, что это великий режиссер, и очень хотела сниматься у него. Для этого надо было, как и обычно, пройти пробы. Тогда ведь не брали актрису или актера, как сейчас: режиссер хочет (что касается актрис, то иногда в буквальном смысле), приглашает — и все. Тогда были конкурсы на роль. Я выиграла эту пробу.

К этому времени я заканчивала работу уже во втором своем фильме «“Богатырь” вдет в Марто». Напомню, что в моем первом фильме, «В мирные дни», я сыграла врача, позже мне еще несколько раз приходилось выступать именно в этом амплуа. Роль была никакой, хотя, к моему удивлению, фильм продолжает жить, и его совсем недавно показали по телевидению в годовщину гибели подводного крейсера «Курск». Это ни с чем не сравнимое чувство — увидеть себя на экране совсем юной, словно бы вновь окунуться в давно минувшие времена с их страстями и наивными надеждами.

Но вспомнила я об этом фильме вот почему. Когда Эрмлер посмотрел «“Богатырь” вдет в Марто», он — человек прямой — сказал:

— Если бы я увидел его раньше, ни за что не пригласил бы вас в «Неоконченную повесть».

Я не могла ему объяснить, почему так бледно выгляжу в фильме. А было так… Оператор Шамшурин полез ко мне с поцелуями. И я, отталкивая его, произнесла очень резкие слова. Мне было жутко противно. Такой характер: если человек мне не нравится, так ему лучше ко мне не подходить. Я его со злостью отшвырнула, а он, упираясь, буквально прошипел:

— Я тебя так сниму, что тебя вообще никто и никогда не будет снимать.

У оператора много возможностей показать актрису на экране в очень невыгодном свете. Шамшурин «постарался», и отзыв Эрмлера это подтвердил.

Я страшно огорчилась и лишь позже поняла, что он так своеобразно пошутил. Я была очень доверчивой, и меня часто разыгрывали. Помню, что-то на съемках не ладилось, все в напряжении, какие-то взвинченные, и Эрмлер сказал мне:

— Ну представь, ты одна в доме и собираешься куда-то идти… Что обычно делает женщина в таких случаях?

Я посмотрелась в зеркало, поправила прическу, одернула на себе платье.

— Нет, этого недостаточно, — решил Эрмлер. — Ты одна в доме, понимаешь? Поправь чулок наверху. Проверь, все ли у тебя в порядке…

С большой добросовестностью я выполнила указания режиссера, и на площадке раздался гомерический хохот. Просто заставить меня показать что-либо из того, что непривычно, было невозможно, а вот подобным образом… Были и другие розыгрыши — смешные и не очень, но для меня каждый день работы с Эрмлером, великим режиссером, был счастьем. До него меня на съемках не столько снимали, сколько фотографировали то, что я делаю. Профессия киноактера для меня началась, собственно, с работы у Эрмлера. Я стала понимать, для чего я в кадре и что от меня требуется, почему я такая, а не другая…

Съемки длились полгода. Помню последний съемочный день. Снимали финальный крупный план. Эрмлер сказал:

— Всю свою жизнь, сколько ты будешь жить, ты будешь вспоминать этот день. Сегодня мы сделали тебе прижизненный памятник.

И действительно, фильм «Неоконченная повесть» заканчивается «длинным» кадром, идущим достаточно большое экранное время, — мой крупный план.

Я вспоминаю этот день, вспоминаю Эрмлера, Семена Деревянского, который был вторым режиссером, многих актеров. Это благодарная память, и время не в силах ее стереть.

Моим партнером был Сергей Бондарчук — тогда молодой, очень красивый, еще не «забронзовевший». У меня не сложились с ним отношения. К сожалению, это отразилось потом на моей жизни. И даже сегодня, когда я сталкиваюсь с людьми, которые работали с Сергеем Федоровичем, с его поклонниками, родственниками и друзьями, чувствую их отрицательную энергию по отношению ко мне. Приходилось не раз слышать в киношной среде, что у него был тяжелый характер, временами он мог быть просто нетерпим. Возможно, это и так. Но он был при всем при том очень талантливым человеком. Наша интуитивная неприязнь — так бывает — никак не сказалась на фильме, зрители ее не только не заметили — они восхищались чистотой взаимоотношений героя и героини. Потом мне доводилось играть со многими замечательными актерами, но Сергей Бондарчук — первый из них.