Петр Панчевский - Огненные дороги

Хотя это направление и не было основным стратегическим направлением для Советского Союза в случае возможной войны, но Советское правительство не могло оставить его без внимания. Находясь в должности начальника штаба отдельного саперного батальона, я мог убедиться, с каким напряжением и в сколь короткие сроки предстояло осуществить оборонительное строительство. Здесь я впервые понял, какие основательные знания и подготовку нам дала академия.

Мы создавали передовые позиции укрепленного района и работали на широком фронте. Строили дзоты, капониры, полукапониры и блиндажи. На коне с буссолью в руке передвигался я от одной строительной площадки к другой и проверял правильность строительного и технического выполнения проектов. В середине ноября меня вызвали в Москву. Нужно было ехать в качестве специалиста для помощи республиканской Испании.

В Испании

В Москве я явился в специальный отдел Народного комиссариата обороны, где мне предстояло получить новое назначение по службе. С товарищами встречался накоротке, но сама подготовка к командировке и выполнению специального задания продолжалась около месяца. Отъезд должен был оставаться в тайне даже для моей семьи. Я готовился и к самому худшему...

Интернациональная моральная и материальная помощь республиканской Испании не была тайной для капиталистической прессы и политических кругов Европы и всего мира. Советский Союз и Советская Армия, как и другие пролетарские интернациональные силы, не могли афишировать эту помощь и вынуждены были реализовать ее окольным, почти секретным путем. Это обусловливалось и разнородным составом испанского республиканского правительства, образованного на широкой демократической основе из представителей различных антифашистских партий и организаций. И все же наиболее стабильное и последовательное ядро в нем составляли представители Коммунистической партии Испании.

От Москвы до Ленинграда я ехал на "Красной стреле". Вместе со мной в купе находился пожилой человек из специального отдела Народного комиссариата обороны. Он, как бы делясь личными переживаниями, дал мне ряд ценных советов, как вести себя за рубежом в самых сложных ситуациях и при встрече с различными людьми. Слушая своего попутчика, я еще раз почувствовал теплую руку и отцовскую заботу моих начальников и товарищей.

В последние дни декабря 1936 года с паспортом на имя одного чеха я прибыл в Финляндию. Затем Швеция, Дания. Из Копенгагена самолетом вылетел в Париж. Там республиканское правительство имело свое представительство.

В парижском аэропорту произошел инцидент. Заполнив соответствующие формуляры, я направлялся к выходу, когда меня окликнули:

- Мосье, вернитесь! Ваши документы не в порядке.

Я вернулся к таможенному чиновнику, стараясь не показывать охватившего меня беспокойства.

- Вы не указали точный адрес, где проживали в Чехии, - объяснил чиновник.

Что делать, если я никогда не был в этой стране? Малейшая неточность могла вызвать подозрения. И тут меня осенило. Президентом Чехословакии в то время был Масарик. "Не может быть, чтобы не было улицы, названной его именем!" - подумал я. И действительно, все обошлось благополучно.

Шли последние дни 1936 года. Я сразу же отправился в испанское представительство и заявил, что являюсь добровольцем и прошу оказать мне содействие как можно быстрее выехать в Валенсию. Удивило то недоверие, с которым встретил меня чиновник. Позже я узнал, что под видом добровольцев в представительство шли различного рода провокаторы, а за деятельностью представительства неустанно наблюдали недружелюбно настроенные французские власти. Предновогодняя обстановка создавала дополнительные трудности. Занятые подготовкой к новогодним праздникам, многие чиновники нередко отсутствовали на рабочих местах. После нескольких дней блужданий и объяснений я обратился за содействием в советское посольство. Военный атташе товарищ Васильченко помог мне в этой запутанной обстановке. 4 января 1937 года я выехал с новым паспортом из Парижа и на следующий день благополучно прибыл в республиканскую Испанию.

В Валенсии я направился к главному советнику Яну Карловичу Берзину (Старику). От него я должен был получить указания о предстоящей работе, предусмотренной приказом из Москвы. Ян Карлович Берзин, широкоплечий, с продолговатым лицом, голубыми глазами и густой сединой в волосах, приветливо принял меня, как человека, которого давно ожидал: