Альберт Ненароков - Верность долгу - О Маршале Советского Союза А. И. Егорове

На новое место прибыл в мае 1911 года. Поначалу зачислен младшим офицером в 9‑ю роту.

Авторитет среди солдат и товарищей пришел не сразу. Через месяц на состязаниях по стрельбе из револьвера выбил право на приз. Потом это было не раз, но для морального самоутверждения этот, первый, имел большое значение. Осенью прошел месячную стажировку в пулеметной команде. Испытание выдержал удовлетворительно.

Считая, что «полевая фортификация и все виды укреплений должны быть усвоены, начиная с самоокапывания», которое он полагал «обязательным видом защиты в боевой обстановке», молодой командир учил солдат и вместе с ними учился сам мастерскому обращению с пехотной лопаткой. Потом Егоров вспомнит, как пригодилось им это в первом же бою, когда солдаты совсем было лопатки забросили, а под пулеметным огнем тотчас же о них вспомнили, каждый ее вытащил и стал окапываться, и много быстрей, чем на учении. «Хорошо еще, — добавит, — что поле было картофельное. А со второго дня лопатки с обоза все взяли, с собой стали носить» [9] ЦГАСА, ф. 25873, оп. 1, д. 133, л. 23. .

На плацу Егоров ежедневно учил солдат штыковым приемам рукопашного боя. «Острие штыка решает успех боя, — подчеркивал он и в 1937 году. — Огонь проложил дорогу, а захватить, удержать — это дело штыка» [10] Там же, л. 21. , т. е. прежде всего солдата.

«Мы солдаты старого времени и штыковой бой у нас достаточно сильно был поставлен, — отмечал Егоров, — и этим делом командир занимался, а не какой-то, простите за выражение, инструктор физической подготовки» [11] Там же, л. 22. .

…Учение, учение, учение. Каждый день тяжелый труд с утра и до вечера. Но молодой офицер успевал при этом следить и за новинками специальной и художественной литературы, и выбраться иногда с женой в театр, сходить в гости к друзьям, принять их у себя. Часто пел для гостей, а то и без них, просто для Вареньки.

Весной 1912 года Егоров подал рапорт о желании поступить в Интендантскую академию, открывшуюся незадолго до этого в Петербурге. В академию принимались офицеры всех родов войск, окончившие военные или юнкерские училища по первому разряду и имевшие стаж службы не меньше шести лет.

Кандидаты в академию в марте одновременно во всех округах и окружных интендантских управлениях подвергались предварительным испытаниям по математике, военной администрации и политической истории. Темы присылались академией. Ответы отправлялись в Петербург и рассматривались академической конференцией. Те, чей ответ был признан удовлетворительным, вызывались для сдачи вступительного экзамена.

Успешно выдержав предварительные испытания, Егоров выехал 17 августа в Петербург. И почти тут же по прибытии в столицу он получил из Киева телеграмму. В ней говорилось, что здоровье жены резко ухудшилось. Егоровы ожидали ребенка. Пришлось возвращаться домой, так и не приступив к экзаменам.

31 марта 1913 года родилась девочка. Назвали ее Татьяной. Как только стала сидеть, сфотографировали. Широкое, открытое, совсем отцовское лицо, только нежнее и мягче. Такие же большие, егоровские глаза, смело и без тени удивления глядели на мир. «Дорогому дедушке, — написал на обороте счастливый отец. — Может, он теперь соберется приехать к нам, на меня посмотреть. Твоя Татуся». Так он и звал дочь, даже когда она стала взрослой.

И снова армейские будни. День за днем на плацу, в поле, в манеже. Командировки, смотры.

Товарищ по полку штабс-капитан князь Сумбатов через своего родственника известного русского театрального деятеля, актера и драматурга Александра Сумбатова-Южина добился для Егорова разрешения на вольное посещение Киевской консерватории, открытой в 1913 году. Несколько месяцев Егоров учился пению. Это волновало больше, чем очередное производство, теперь уже в штабс-капитаны, медали и утверждение ротным командиром.

Он принял 14‑ю роту 17 июля 1914 года. Это было через два дня после того, как Австро-Венгрия объявила войну Сербии.

Началась первая мировая война. Она заставила штабс-капитана Егорова, как и многих других, задуматься над тем, что ускользало от внимания в мирные дни, увидеть и понять многое из того, что было трудно осознать и принять до этого.

С первого дня войны, повинуясь невидимому дирижеру, хор «патриотических» газет слаженно затянул шовинистические песни: надо забыть «внутренние распри», сомкнуться у престола, отдав в нужную минуту жизнь «за веру, царя и отечество». Война изображалась «священной войной исторической мести», «спасающей» славянство и русские земли от немецкого ига.