— Меня, Гоглидзе, двух братьев Кобуловых — Богдана и Амаяка, Цанаву, Деканозова и Мешика, всех, кого привез с собой из Грузии, когда в 1938 г. был назначен на пост наркома НКВД СССР.
— Ну вот, видите, — удовлетворенно проговорил Джуга, — быстро и хорошо договорились. Сейчас вас отвезут в Москву. И помните, о нашем разговоре никому ни слова. Если нарушите этот запрет, вы — покойник.
И, как бы не замечая протянутой ему руки Меркулова, Джуга поднялся.
Поднявшийся со стула вслед за ним Меркулов вдруг страшно захрипел и начал валиться. Не подхвати его вовремя Джуга, он наверняка разбился бы о цементный пол подвала.
Открыв глаза, Меркулов прохрипел:
— Сердце, невероятная боль…
— Этого нам только не хватало, — проговорил Джуга и приказал подскочившему офицеру: — Немедленно отвезите генерала в больницу на Грановского, — и, обратившись к Меркулову, успокоил: — Сейчас вас доставят в больницу, и все будет хорошо.
— Мне кажется, что я умираю, — прошептал Меркулов.
В больнице у него обнаружили обширный инфаркт миокарда. И он надолго выбыл из строя, превратившись в инвалида. Одним заговорщиком на какое-то время стало меньше.
Правда, после «профилактической» беседы с Джугой он уже ни на что не годился.
После разговора с Меркуловым, окончательно убедившись, что Берия — заговорщик, Джуга решил во что бы то ни стало убедить Сталина в необходимости его ареста. В дополнение к показаниям Меркулова благоприятный случай дал в руки Джуги важный документ, дающий все основания заподозрить Берию и его друзей в предательской деятельности.
В один из вечеров в Москве, в особняке Берии на улице Качалова, собрались его ближайшие «соратники» — генералы, смещенные Сталиным вместе с Берией в 1946 году с руководящих постов в органах государственной безопасности, Богдан Кобулов, Деканозов и Мешик.
Зная, что все его разговоры, как и разговоры других членов Политбюро, прослушиваются и записываются соответствующей аппаратурой, Берия специально для записи произнес «прочувственный» и «верноподданнический» монолог в надежде, что запись попадет в руки Сталина.
— Последнее время, — говорил Берия, — кто-то упорно стремится очернить меня в глазах товарища Сталина, которому я служил и служу верой и правдой. Думаю, что это месть за ту расправу, которую я учинил в отношении врагов народа, будучи наркомом НКВД СССР.
Но товарища Сталина не проведешь. Он видит на семь метров вглубь под землю. Товарищ Сталин не даст своего верного слугу в обиду. Разве не Берия сделал столько полезного во время войны? Ведь недаром мне товарищ Сталин присвоил звание Маршала Советского Союза. А создание атомной бомбы?
Произнося эти слова, Берия в то же время на лежащем на столе блокноте, в волнении излишне сильно нажимая на карандаш, написал: «Будьте крайне осторожны. Мы буквально ходим по лезвию ножа. Один неверный шаг, и мы все погибнем».
Дав прочитать эту запись своим гостям, Берия вырвал листок из блокнота и сжег его в стоящей на столе пепельнице. В это время ему передали, что его срочно вызывает Сталин. Оставив блокнот на столе, Берия выбежал из комнаты: Сталин ждать не любил. Ушли и гости. В блокноте остался лист, на котором четко проступали продавленные карандашом Берии слова записки. Через час этот лист из блокнота был у Джуги. Когда продавленные в блокноте слова обвели, чернилами, текст сожженной записки был восстановлен. Джуга немедленно доложил эту записку Сталину.
Прочитав ее, тот сказал:
— И это твое доказательство измены Берии косвенное. Вероятно, он почувствовал, что на него идет охота, и естественно волнуется. Ты где-то грубо сработал — и в санкции на арест и активный допрос Берии отказал.
Отпуская Джугу, Сталин сказал:
— Если даже действительно придется арестовать Берию, допрашивать его тебе я не позволю. В твоих руках он признает все, что угодно: даст показания, что он вовсе не Берия, а сбежавший из Пекина бывший китайский император. Пусть его допрашивают Игнатьев и Рюмин. Так будет вернее.
Крайне раздосадованный отказом Джуга, твердо уверенный, что жизни Сталина со стороны Берии угрожает опасность, пошел на отчаянный шаг: решил без ведома Сталина ликвидировать Берию, инсценировав его самоубийство.
Заполучив при помощи Саркисова один из пистолетов, принадлежащих Берии, Джуга встретился со своей сотрудницей, носившей псевдоним «Лилиан». Это была девушка удивительной красоты и изящества, блондинка с золотистыми волосами и небесно-голубыми глазами, которые в зависимости от ее настроения становились то серыми, то зелеными. В двадцать лет, отлично поработав в Польше, Закарпатской Украине и Литве, она уже имела звание капитана государственной безопасности и была награждена двумя орденами Красного Знамени и орденом Красной Звезды.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу