Кэтрин Хепберн - Я. Истории из моей жизни

Ребенком, когда мне было года четыре, меня определили в обычную начальную школу, которая состояла из подготовительной группы и начальных классов. Проучилась я там вплоть до пятого класса: идти мне было в восточном направлении по Готорн, потом поворачивала на север по Лорел-стрит через Фармингтон до Найлз, потом поворачивала направо, и с левой стороны передо мной оказывалась школа. Всего около мили. Я возглавила группу детишек, которые требовали, чтобы сержант полиции О’Молли по-прежнему нес службу на перекрестке Фармингтон-авеню и Лорел-стрит. Его решили было перевести в другое место.

А он был веселый, и мы написали прошение и добились своего. О’Молли остался.

На восточном конце Найлз-стрит находилась церковь Святой Троицы. Я дружила с дочерью пастора — Флоренс Миль. Она была красивой девочкой — курчавые каштановые волосы, пышные, длинные. Я же была усыпана веснушками, и стригли меня всегда «под мальчишку». В сущности, мне тягостно было сознавать себя девчонкой, имея трех братьев, — старшего Тома и двух младших, Боба и Дика. Мне всегда хотелось быть мальчиком. Если хотите знать, меня звали Джимми.

Интересно все-таки, на какие невероятные поступки способны иной раз дети. Мы учились тогда в пятом классе. Нашей учительницей была мисс Лайнс. Худая, высокая, строгого вида. Но очень мягкая душой. Я хорошо училась по ее предмету — арифметике. Она любила меня, а я любила ее. Мы очень привязались друг к другу.

Однажды во время второго завтрака мы с Флоренс наврали своим почтенным родителям, будто идем на ленч, а сами спрятались в школе. Все учителя обыкновенно уходили на второй завтрак в длинную узкую комнату — то ли на втором, то ли на третьем этаже, окна которой выходили на Найлз. Убедившись, что все учителя заняты едой, Флоренс (дочь священника) и я (дочь двух чрезвычайно «уважаемых» родителей) выскочили на улицу и во всю мощь наших юных легких вульгарными голосами стали вопить: «Старуха Лайнс! Старуха Лайнс!»

Этот наш поступок позорным пятном лег на школу, на наших родителей и, видимо, не на шутку озадачил мисс Лайнс. Мама велела мне отнести из дома в школу герань в горшке и подарить ее мисс Лайнс — в знак признания своей вины и своего раскаяния. Мисс Лайнс поставила горшок с геранью себе на стол, где он и простоял несколько недель, символизируя собой мое унижение.

А в Калифорнии так много герани — она напоминает мне о том, что следует всегда помнить: согрешила — расплачивайся.

Мисс Лайнс простила меня. Долгие годы мы были друзьями.

Мама и Джо Беннет (миссис Тоскан Беннет) были неразлучными подругами и активными участницами борьбы за женские права: за контроль над рождаемостью, за признание прав чернокожего населения, против проституции. Мать Джо Беннет, Катарина Бич Дей, также входила в их организацию. Состоятельная — у нее была машина и шофер, коренная жительница Хартфорда, она пользовалась большим авторитетом в обществе. Еще Мама дружила с Эмили Пирсон из Кромвеля, штат Коннектикут, — дочерью владельца «Кромвель гарденс» (огромный комплекс оранжерей и теплиц, оптовая продажа, красивые розы). Эмили изучала медицину и впоследствии получила диплом врача. Она практиковала в Кромвеле и была очень отчаянным реформатором.

Это были женщины с сильными характерами, со средствами, с радикальными взглядами, что в ту пору значило немало.

Мужья в большинстве своем разделяли взгляды своих жен. Это было необычно.

У Папы были энергия и ум, но не было денег: весь доход его заключался в жалованье. У Тоскан Беннет были и деньги, и семейные связи в местной общине.

Наш дом во время чаепития превращался в место собрания. Нам, детям, разрешалось присутствовать, но разговаривать много не дозволялось, если вообще дозволялось. Мы познакомились с Эммелин Панкхерст, Маргарет Сэнгер, Ребеккой Уэст, Ричардом Беннетом и с кучей докторов и профессоров.

Папа попросил Джорджа Бернарда Шоу написать предисловие к «Испорченным вещам» — французской пьесе Бро о венерических болезнях. У него было сто экземпляров (или тысяча), которые он за свой счет отпечатал на английском языке и разослал по адресам вместе с объявлением о создании Ассоциации социальной гигиены. Он обращался к адресатам с просьбой вернуть ему стоимость книги, если она произведет на них впечатление. Его усилия на девяносто восемь процентов увенчались успехом. Ричард Беннет поставил пьесу на Бродвее. Он был отцом Констанс и Джоан.

Как-то, вспоминая об этом, я решила просмотреть папины письма в надежде обнаружить его переписку с Шоу. Безрезультатно. Он уничтожил ее. Ему было важно подготовить пьесу и представить ее людям на языке, который они понимали. Важно было сделать мир таким, в котором бы всем лучше жилось, особенно обездоленным. Способствовать прогрессу.