Владимир Малюгин - Жизнь такая, как надо - Повесть об Аркадии Гайдаре

Через месяц после проводов отца Аркадий исчез. Ушел утром в реальное и не вернулся. Дома — переполох. Плачет Наталья Аркадьевна, сестры. В реальном, оказывается, в этот день он не появлялся. Сообщили в полицию: «Пропал мальчик с родинкой за ухом». Наталья Аркадьевна целый день провела в бесплодных поисках.

Аркадий за это время прошел пешком верст десять, потом пристроился к обозу, что вез в соседнюю деревню добрую сотню крикливых гусей.

На телеге, кроме Аркадия, сидели двое — седая старуха и мужчина средних лет в черном картузе, какие обычно носят фабричные.

Старуха бережно откусывала от большого ломтя ржаного хлеба, густо посыпанного солью, и внимательно выслушивала человека в картузе, который рассказывал о болезни своего старшего сына, и время от времени поддакивала рассказчику, со вздохом повторяя: «И не говори, милый!»

Когда человек в картузе умолк, Аркадий, чтобы поддержать угасавшую беседу, вежливо осведомился:

— А сын ваш, случаем, не в реальном учится?

— Разве можно нашему брату в реальное лезть? — усмехнулся мужчина. — Ишь чего захотел, парень! А не угодно ли на медные деньги, вот как я же, в приходское, а потом на фабрику…

Старуха дожевала хлеб, собрала крошки в ладонь и, опрокинув их в рот, заключила:

— И не говори. И не говори, милый!

— Или дочь мою к примеру взять, — продолжал человек в картузе. — Портниха она. Первых барышень в Арзамасе обшивает. Ох и мука с ними! Нагляделся я. «Ах, это вы не так. Ах, эта оборочка никуда не годится: здесь вот жмет, а вот тут чего-то не хватает. Вы скверно работаете, моя милая». Тьфу, не жизнь, а мученье…

— И не говори, милый, — снова подтвердила старуха.

Подводы с гусями свернули в деревню, а Аркадий пошел дальше. Ночевал в лесу — осень в тот год была теплой; спасала и форменная суконная шинель.

За два дня Аркадий прошагал верст пятьдесят и наконец, усталый и голодный, добрался до станции Кудьма.

На станции было пустынно, две козы на привязи лениво пощипывали пожелтевшую траву и засохшие листья репейника. Неподалеку от станционного домика стояла покосившаяся избушка. Два наглухо заколоченных досками окна, и только. В третьем вставлено стекло, почерневшее от пыли и копоти.

Из избушки вышел человек — рыжий и вихрастый, в солдатском мундире без погон. На мундире поблескивал серебряный крестик с оранжевой лентой.

«Да это же георгиевский кавалер! — обрадовался Аркадий. — И как я только сразу не догадался!»

Человек с георгиевским крестом слегка прихрамывал на правую ногу. Оглядев Аркадия с ног до головы, он спросил:

— Куда путь держишь, гимназист?

В который раз за последние дни он слышал этот вопрос! Приходилось говорить, что заболела тетя и что если он вовремя не поспеет, то тетя наверняка умрет.

Сердобольные бабы и добродушные мужики почему-то верили и, перекрестившись, повторяли: «Сохрани, господь!»

— Ты что это, парень, молчишь? Али язык проглотил? Али говорить не желаешь? Куда, спрашиваю, собрался?

— На фронт, вот куда…

— А разреши полюбопытствовать, на какой фронт?

— Как это на какой? — удивился Аркадий. — На германский, конечно.

Солдат громко расхохотался.

— Что же тебя, мил человек, в обратную сторону понесло? Фронт, он вона там. Значит, через Москву, Смоленск и айда на Брест.

Аркадий ушам своим не верил. Что же это получается? Шел человек на фронт, а попал в другую совсем сторону? Ох, если бы узнал Константин Иванович, преподаватель географии! Уж он бы обязательно сказал: «Голиков! Ставлю вам единицу, ибо где ваша голова и где в оной мои уроки?»

Аркадию вдруг так жалко стало себя, что он чуть не заревел.

Солдат смахнул с бревна прилипшую грязь.

— А ты присаживайся, мил человек. Разберемся.

К станции подкатила пролетка. С нее слез щупленький человек в котелке и с тросточкой. За ним последовал долговязый парень лет двадцати трех, в черной поддевке. Солдат поглядел в сторону пролетки и презрительно сплюнул.

— Вона еще спасители России явились…

Аркадия пролетка не интересовала, он внимательно рассматривал георгиевский крест.

— Дядя, а вы на фронте были?

— В японскую, — ответил солдат, продолжая наблюдать за приехавшими.

— Ну а как сейчас на войне? Дух какой? Вы ведь газеты читали?

— Не читаю. Неграмотный я, мил человек. Но дух какой, знаю. Тяжелый, брат, дух в окопах бывает. Дюже тяжелый.

Щупленький человек с тросточкой прислушивался к разговору. Вдруг не выдержал:

— Ты полегче давай, Антон, насчет духа нашего воинства. Зубоскалишь все, бунтуешь! Сейчас вся Россия преисполнена одним духом — борьбой за веру, царя и отечество!