Это его последнее выступление в Тель-Авиве перед отъездом в Германию — страну, где в это самое время Гитлер вышел из тюрьмы после неудавшегося путча, а в его чемоданчике лежала рукопись «Майн кампф», в которой он обещал уничтожить «еврейский сброд».
«Это самый прекрасный день в моей жизни, — заявил Эйнштейн ликующей аудитории. — Это великая минута, это миг освобождения еврейской души».
Но Святая земля не была райским садом. А Эйнштейн, несмотря на весь свой восторг, не витал в облаках и не был слеп. Нобелевский лауреат побывал и в арабских поселках, повидал их жителей, почувствовал обостренное, убийственное напряжение в отношениях между двумя народами в стадии становления. Он, пацифист, апостол космополитизма, предчувствовал столкновения между еврейским и арабским национализмом. Его представление о еврейском очаге в Палестине занимало промежуточное положение между идеализмом и прагматизмом. На его взгляд, еврейское государство должно было сосредоточиться на духовных и моральных ценностях.
Он проявит незаурядное политическое чутье.
Будет проповедовать одновременно историческую необходимость еврейского национализма, основанного на вековой привязанности к земле, колыбели еврейского народа, сосредоточенного на приверженности моральным и культурным ценностям. Но в его представлении, ощущение национальной принадлежности, возрождение еврейской нации должно происходить в полнейшем согласии с арабским миром. Он будет предостерегать против нетерпимости, которую несет в себе национализм, даже взращенный на тысячелетних страданиях. Его борьба отмечена невероятной проницательностью. Именно он в одном из выступлений перед немецкой еврейской общиной упомянет, возможно, в первый раз, причем в сионистском контексте, о «палестинской проблеме». Он говорил о братском арабском народе, о необходимости сосуществования. Призывал соблюдать интересы арабского населения в той же мере, что и еврейского. Отвергал арбитраж Британии, которой не доверял.
Он мечтал о великом Ближнем Востоке, богатом в интеллектуальном и экономическом плане наравне с Европой. Говорил о сионизме, далеком от колониальных устремлений, отвергал саму идею о том, что Палестина будет всего лишь прибежищем изгоев. Крайне пессимистично глядя на будущее евреев из Европы, он оптимистично, хотя и без розовых очков, смотрел на арабско-еврейский вопрос. В речи о достижениях еврейского национального очага в Палестине он объяснял:
«Установление удовлетворительного сотрудничества между евреями и арабами — проблема не Англии, а наша собственная. Мы, евреи и арабы, должны сами осознать главные направления эффективной политики сосуществования, отвечающей интересам обоих народов… Встреченные трудности помогли нам яснее взглянуть на палестинскую проблему, очистили от грязи националистическую идеологию».
В «Письме к арабу», направленном в газету «Фаластина», он пишет:
«Мы должны благородно, публично и достойно решить проблему сосуществования с братским арабским народом. Наши народы могут преодолеть текущие трудности. Наше нынешнее положение нелегко, потому что евреев и арабов натравливает друг на друга государство-мандаторий».
Он упоминает о «частном совете», в который вошло бы одинаковое количество членов от каждого лагеря, евреев и арабов — врачей, юристов, священнослужителей, рабочих представителей — и который улаживал бы проблемы сосуществования. Этот проект относится к 1930 году. Нобелевский лауреат по физике вполне заслужил и Нобелевскую премию мира…
Однако и в этом выразилась вся противоречивость нашего героя, Эйнштейн больше не вернется на эту землю. Даже откажется стать президентом новообразованного государства Израиль, когда Бен-Гурион много лет спустя предложит ему этот пост. Эйнштейн чувствовал себя слишком старым для этой борьбы. Он не принадлежал к этой истории в процессе становления, со своими радостями и драмами. Здесь еврейский народ создавал себя как нация, рождающаяся в муках, но со своей гордостью. Эйнштейн принадлежал к другой ветви этого народа, которая обломилась утром 24 июня 1922 года в Берлине от пуль, выпущенных в Вальтера Ратенау. Из этой ветви вскоре сложат костер.
Иерусалим — Берлин: возвращение стало символическим путешествием. Эйнштейн вернулся в страну, движущуюся к запрограммированному истреблению его народа. Выбрал путь, обратный тому, о котором десять лет спустя будут тщетно мечтать евреи, затравленные с пришествием фюрера.
Читать дальше