Нарвский фронт, 1944
ЭТА НЕОБЫКНОВЕННАЯ ЕЛЬ
- Ну, говори же, что тебе видно оттуда, с вершины?
- Много видно! Все видно!
- Говори же, говори, что?
Отсюда я вижу наш загон для скота и каменную ограду Саадуского поля с можжевельниками в воротах, и ракиты у ограды, и плакучие березы с поникшими ветками на пригорке, и этот пологий гранитный валун, с которого так здорово съезжать на заднице. А там подальше зеленеет еще не скошенный луг и сверкает пролив со всеми своими островками. Отсюда виден наш двор, сейчас, субботним вечером, мать метлой подметает его; вижу баню, а из трубы у нее клубится дым. Вижу даже старого золотисто-желтого петуха, махающего крыльями перед хлевом. И пес Самми спит на боку под навесом, на разогретом плитняке; белый живот под заходящим солнцем, пасть открыта, и язык высунут...
- А еще что ты видишь?
Ой... Открытое море вижу... Пятимачтовые корабли, смуглых матросов на реях, у них алые повязки на головах и медные кольца в ушах. И как они поют, слышу: будто большие волны шумят, только слов не пойму - они серьезные и тяжелые, как в бабушкиной Библии между дубовыми створками.
А теперь я вижу город за морем. Вижу красные и белые башни, сверкающие колонны, которые золотит солнце. Посреди города ярмарка, и ясно слышно, как суетится и шумит народ. Вижу там шпагоглотателя в красной полосатой накидке, в одном месте продаются сладкие стручки, в другом торгуют шипучим лимонадом и желтыми шафранными булочками. Толстый колбасник с багровыми щеками и луково-желтыми усами стоит перед своей палаткой. Ух ты, какие колбасные кольца! Нет, ты только подумай, с колесо от кареты, внутри шпик, а сами - золотисто-коричневые. Ты смотри, утками-свистульками торгует продавец, похожий на потиского Йозепа, ой, нет, шейный платок у него совсем другой и нос не такой пунцовый. Он дует в уточку, она зеленоватая, небольшая. Разве ты не слышишь, какие мелодии он высвистывает на ней: это вот был "рейнлендер" [немецкий танец прирейнских земель], а сейчас "Сихем, где наши стада?.." [перефразированное из Библии: "Братья его пошли пасти скот отца своего в Сихем"]. Ой, да он вовсе не глиняную утку держит у рта, а красивого белого, как снег, лебеденка, честное слово, шея у него изогнута, а клюв красный, как стручок турецкого перца...
- А сейчас я смотрю на юг, как и ты думаешь, что я вижу?
- Скажи.
Отсюда мне видна огромная жаркая пустыня. Беглый раб, бедняга, бредет среди песков, ноги в кровоподтеках, горло у него пересохло от жажды. Удастся ли ему спастись? Непременно удастся... Видишь, здесь в скале прохладная пещера, а в ней сочится родник, он дойдет до нее, окунет лицо в родниковую воду и будет долго-долго пить... Ух ты, до чего чистая и холодная вода, как в источнике у церкви, - помнишь, мы ее пили в день поминовения усопших, а потом еще нам досталось от мамы...
Ой-ой, прямо волосы дыбом становятся: из пещеры выходит лев, он идет прямо на раба... Теперь уж ему не спастись! Несчастный, он дрожит и сворачивается клубком, закрывает лицо руками. Бороться бессмысленно, лев больше, чем наша старая Масса вместе со своим жеребенком... А знаешь, что теперь происходит: лев уже совсем подошел к бедняге рабу, но он сам хромает. Лев лижет раба и показывает ему свою лапу - она у него распухла, в ней огромная заноза, он никак не может сам ее вытащить. Он показывает лапу, а сам скулит от боли, раб его понял и вытаскивает занозу. Из раны брызнула кровь вместе с гноем. А теперь раб написал ему на рану...
- Зачем он это сделал?
Вот глупый вопрос, - рану же нужно промыть. Сейчас он отрывает клок от своей набедренной повязки и заматывает льву лапу. Лев благодарно лижет рабу руку и трусит в пустыню, и на его мохнатой морде улыбка...
- А раб? Что с ним?
- О, это длинная история. Лев потом спасет ему жизнь, когда раба бросят ему на съедение и лев его узнает...
- Послушай, как же ты можешь видеть то, чего еще не было? Наверно, это одна болтовня. Ты все наврал...
Молчание.
А жаль.
Так хотелось еще сказать, что на запад отсюда, с вершины этой необыкновенной ели, видится в море голубой остров с краснокожими жителями, в волосах у них торчат орлиные перья...
А вот это уже не выдумка, это каждый может видеть: Самми проснулся, и мама ласково, но строго корит его за лень...
** БОЛЬ СЕРДЦА **
ЗАБРОШЕННОЕ ПОЛЕ
Мы сидим во дворе на пригорке под старой березой с шершавым стволом, на скамье между нами кружка с пивом. И миска с вяленой камбалой, да еще старый столовый нож, с острым, сточенным, тонким лезвием. Им хорошо нарезать камбалу и хлеб, ведь и полкаравая домашнего хлеба лежит на скамье, между нами.
Читать дальше