Федор Раскольников - Кронштадт и Питер в 1917 году

Классовое чутье, здравый политический смысл и дальнозоркость нашей партии, тесная спаянность ее с широкими пролетарскими и полупролетарскими массами избавили ее от роковой и непоправимой ошибки, которая произошла бы, если б партия осталась в стороне от движения. Ее призывы к спокойствию не были бы услышаны. Движение, органически и стихийно возникшее на почве контрреволюционного издевательства над массами правительства Керенского и Церетели, было все равно неминуемо, но при пассивном воздержании партии большевиков оно перекатилось бы через ее голову, разбилось бы на тысячи мелких, не связанных, не координированных и не объединенных выступлений и было бы разбито по частям. Ни одна другая партия ни по своему влиянию, ни по состоянию организационного аппарата не могла в то время взять на себя руководство таким ответственным революционным выступлением.

Наша партия возложила на свои плечи эту тяжелую задачу и с честью разрешила ее. Конечно, были отдельные эксцессы, совершенно неизбежные во всяком массовом выступлении, но они быстро ликвидировались энергией членов партии. В общем, партии всецело удалось овладеть этим стихийным, помимо ее воли образовавшимся движением и влить его в русло демонстрации.

Часто приходилось слышать возражения: если предполагалось произвести лишь мирную демонстрацию, зачем нужно было брать оружие? Не лучше ли было винтовки оставить дома?

Наивный вопрос! Легко было предвидеть, что безоружная демонстрация будет встречена «по-военному». Если 4 июля Временное правительство не выпустило против манифестантов русского Кавеньяка во главе какого-нибудь казачьего полка или юнкерского отряда, так это в значительной степени потому, что мозолистые руки рабочих, матросов и солдат крепко сжимали приклады заряженных винтовок.

Временное правительство боялось вооруженного отпора, не хотело преждевременно вызвать гражданскую войну. Еще в мае Церетели, приезжавший заключать соглашение с «независимой» Кронштадтской республикой, выдуманной напуганным буржуазным воображением, хватаясь за голову, страдальчески говорил:

— Неужели будет гражданская война? Неужели не удастся предотвратить ее?

И он в искреннем отчаянии нервно сжимал кулаки.

Необходимость оружия, единственного средства защиты в случае кровопускания, диктовалась еще и тем обстоятельством, что, провозглашая демонстрацию, мы сохраняли за собой право в любой момент превратить ее в вооруженное восстание.

Если бы фронт и провинция горячо поддержали наши лозунги, произведя аналогичные смотры своих вооруженных сил, то мы были бы плохими революционерами, не попытавшись форсировать события и уже в июле не сделав октября.

Почему же мы в то время не решились стать на путь переворота?

Потому что, несмотря на несомненное большинство в Питере, во всероссийском масштабе у нас не было достаточно сил, чтобы не только захватить власть на несколько дней, а надолго удержать ее. Наконец, совершая переворот, нам пришлось бы арестовывать тогда как членов Временного правительства, так и большинство Центрального Исполнительного Комитета и большинство Питерского Совета. Это сразу обессилило бы партию, произведшую переворот, подрезав основы ее позиции и создав непонятные для масс, противоречивые условия, когда во имя борьбы за власть Советов приходилось бы арестовывать эти Советы.

Партия большевиков поступила правильно, не прельстившись на лавры дешевой авантюры, способной в то время если не погубить революцию, то надолго отсрочить ее Октябрьское торжество.

Исторические дни 3–5 июля в том виде, как они были использованы партией, имели огромные положительные результаты по своему влиянию на дальнейшее развитие событий.

Этот первый грандиозный смотр пролетарских сил, готовых на страх буржуазии, с оружием в руках защищать революцию, был началом конца для Временного правительства и связавших с ним свою бесславную судьбу «оборонческих» партий меньшевиков и эсеров.

События 3–5 июля и последовавшая за ними кампания жестоких репрессий до конца разоблачили контрреволюционную и антидемократическую позицию буржуазного правительства Керенского. Меньшевики и эсеры, запутавшиеся в сетях коалиции, окончательно и бесповоротно скомпрометировали себя.

А наша преследуемая партия, окруженная ореолом мученичества, вышла из этих испытаний еще более закаленной, неслыханно увеличившей свое влияние и кадры своих сторонников.