Виталий Никоненко - Николай Александрович Добролюбов

«Разделение труда» между Чернышевским и Добролюбовым в решении важнейших научных и общественно-политических задач не исключало, а, наоборот, предполагало создание цельного материалистического и социально-политического учения, в котором труды обоих мыслителей были совершенно необходимыми элементами [1] На содержательное и структурное единство трудов Чернышевского и Добролюбова одним из первых, правда в самом общем виде, указал Р. В. Иванов-Разумник: «Добролюбов разрабатывал в своих критических статьях все насущные вопросы современной ему эпохи — о роли интеллигенции и роли личности в истории, о воспитании, о значении лишних людей… большая часть чего была затронута Чернышевским только мимоходом. С этой точки зрения деятельность Чернышевского и Добролюбова представляется как бы взаимодополнительной» (34, 35, см. также 82, 102). . Условием такой совместной работы было полное тождество социально-политической и теоретической позиции мыслителей, одинаковое понимание ими особенностей развития материалистической философии, верная оценка масштабов своей деятельности, объективных и субъективных возможностей ее. Указанную специфику деятельности Чернышевского и Добролюбова требуется учитывать при изучении их наследия.

Четкое осознание Добролюбовым общих задач, стоящих перед русской революционной демократией, обусловило последовательное проведение им единой философской и политической линии в своих критических произведениях. При этом, когда мы говорим о критической деятельности Добролюбова, то было бы неправомерно сводить ее только к анализу художественных произведений. Сам Добролюбов понимал границы критической деятельности значительно шире. В примечании к работе «Литературные мелочи прошлого года» он писал: «…слово „литература“ мы употребляем не в смысле беллетристики, а в самом обширном значении, разумея тут и поэзию, и науку собственно, и публицистику, и т. д.» (3, 4, 59). Среди работ русского критика имеются статьи, в которых обсуждаются философские вопросы, мировоззренческие и методологические аспекты естественных и общественных наук.

В рецензии на подготовленное И. Синайским издание сочинения Ксенофонта о Сократе Добролюбов высказал мысль, которая позволяет правильно представить понимание им предмета и задач как философии вообще, так и собственных философских изысканий. Дело в том, писал Добролюбов, что «все превосходные истины Сократова учения давно стали не новы и потеряли общественное значение…». Поэтому, упрекает он переводчика, «избирая для перевода одно какое-нибудь сочинение, не мешает позаботиться о его интересе для современного общества» (3, 2, 115).

Добролюбов предлагает оценивать произведения прошлого степенью актуальности подымаемых в них проблем и в этой области руководствоваться необходимостью решения задач жизненных, волнующих современное общество. Истины философии прошлых времен, сколько бы они ни были великолепны и превосходны, в случае их неприменимости для современного общества теряют свой прошлый блеск, и «читать их ужасно скучно и утомительно» (там же).

Требование Добролюбовым актуальности философских исследований имеет большое значение для понимания характера его философских взглядов. Этому требованию он подчинил уже первые свои работы. Разумеется, ориентация философии на решение практических задач, стоящих перед обществом, не предполагала снижения теоретического уровня философского мышления. Такая ориентация в условиях послегегелевского периода истории философии служила единственным основанием преодоления «собственно философской» точки зрения на мир и перехода к развитию философии как научного метода и как теоретической основы научного мировоззрения.

Добролюбов использует материалистическую философию преимущественно как метод и основу решения задач нравственного и социально-психологического порядка, как надежный фундамент эстетического отношения к действительности. Он резко выступает против любых попыток пропаганды реакционной философии. Например, разоблачая выступления против науки и материализма Ю. Савича, мыслитель сквозь туман риторических фраз последнего видит основной смысл его возражений. «Вы, господа материалисты, — провозглашал Ю. Савич, — хотите основать общее благо на круговой поруке интересов, на естественной наклонности людей участвовать в делах общих. В теории вы справедливы; но ваши надежды слишком идеальны. Мы, идеалисты, подобное слияние личного интереса с общим считаем лишь блестящим исключением, которое, как редкость, отмечается в истории. Не смейте же нас уверять, что ваша наука, ваша теория довели вас до таких результатов; этого быть не может… Это уж слишком хорошо и высоко… Где же дойти до этого вашей науке? Тут непременно нужно другое основание…» (3, 5, 188). Добролюбов ясно увидел связь подобных выступлений с интересами господствующего класса. Он осознал, что идеализм является врагом не только материализма и науки, но и направлен против социалистического учения. Осознание Добролюбовым непримиримости идеализма и социализма, даже когда она выступает не Прямо, не явно, свидетельствует о развитии им параллельно с Чернышевским принципа партийности философии и о понимании необходимой связи социалистической теории и материалистической философии. В таких статьях, как «От Москвы до Лейпцига», «О степени участия народности в развитии русской литературы» и др., Добролюбов много говорит о связи науки, литературы, политических теорий с борьбой противостоящих друг другу общественных классов. Он пишет, что в западноевропейской литературе есть множество «историй, написанных с большим талантом и знанием дела и с католической точки зрения, и с рационалистической, и с монархической, и с либеральной — всех не перечтешь. Но много ли являлось в Европе историков народа, которые бы смотрели на события с точки зрения народных выгод, рассматривали, что выиграл или проиграл народ в известную эпоху, где было добро и худо для массы, для людей вообще, а не для нескольких титулованных личностей, завоевателей, полководцев и т. п.? Политическая экономия, гордо провозглашающая себя наукою о народном богатстве, в сущности заботится только о возможно выгоднейшем употреблении и возможно скорейшем увеличении капитала, следовательно, служит только классу капиталистов, весьма мало обращая внимания на массу людей бескапитальных, не имеющих ничего, кроме собственного труда» (3, 2, 228–229).