Федор Раззаков - Чтобы люди помнили

А теперь посмотрим, что пишет Михалков-Кончаловский в начале 1983 года:

«Андрей был бесконечно далёк от политики и не понимал, что в андроповское время уже никто никого не будет выкрадывать. Это, вероятно, ещё могло быть при Хрущёве, когда пытались затащить в туалет Руди Нуриева. Но с тех пор уже прошло пятнадцать лет (если быть точным, то — 22 года. — Ф.Р. ). Я сказал ему:

— Андрей, тебя никто не украдёт. Тебя приглашает Сизов (тогда директор киностудии „Мосфильм“), ему можно верить. Андропов лично даёт гарантию, что, если ты вернёшься, получишь заграничный паспорт. Я убеждён, так и будет.

Разговор происходил в Канне. Андрей посмотрел на меня.

— Знаешь, я решил остаться. Мне тут заплатили за „Ностальгию“. Ну что я куплю на эти деньги? Ну куплю „Волгу“, квартира есть (Тарковский имел в Москве квартиру в одном из переулков за проспектом Мира. — Ф.Р. ) Вернусь — опять не дадут работать.

— Устрой пресс-конференцию. Объяви, что уезжаешь в Россию, что, если тебя назад не выпустят, пусть все знают, ты — жертва коммунизма. Но, я уверен, тебя выпустят, не посмеют не выпустить. Ты артист международного класса.

Он меня не послушал. На прощание посмотрел на меня с сомнением. Потом дошёл слух, что он сказал: „Андрон работает в КГБ. Он уговаривал меня вернуться“».

10 июля 1984 года на пресс-конференции в Милане Тарковский объявил о том, что навсегда остаётся на Западе. Он объяснил это решение не политическими мотивами, а тем, что ему не давали и не дают возможности работать и реализовывать свои замыслы на родине.

И. Альберти рассказывает о том времени: «Самые пронзительные воспоминания об Андрее связаны с тем моментом, когда он решил остаться. Он безнадёжно просил о том, чтобы к нему были выпущены его маленький сын и мать Ларисы и её дочь от первого брака: это тоже сыграло роль в решении остаться на Западе — сначала он хотел лишь поработать здесь несколько лет. Три дня после пресс-конференции я провела рядом с ним. Он крайне нуждался в эти дни в психологической поддержке, в дружеском участии. Он чувствовал себя потерянным, для него это была трагедия. Он очень остро чувствовал свою духовную связь с Россией, с её деревьями, птицами, травами, и на решение остаться могли повлиять только чрезвычайные обстоятельства. А вообще его понятие родины было гораздо шире понятия географического, социального и так далее. Это было понятие духовное, включающее в себя прежде всего русскую культуру».

Едва весть о решении Тарковского остаться на Западе достигла пределов Союза, официальные власти тут же объявили его предателем. Как по команде замолкли газеты и журналы: ни слова о Тарковском. Все его фильмы были сняты с проката, даже к Дню Победы перестали крутить «Иваново детство» — одну из самых талантливых картин на военную тему. Отвернулись от Тарковского и большинство его коллег. Со страниц «Литературной газеты» Михаил Ульянов заявил: «Ни в одной стране мира Тарковскому не дадут права три раза экранизировать один и тот же фильм, а у нас позволяли. Ему предлагали экранизировать „Идиота“ Достоевского, о чём может мечтать каждый режиссёр, но он предпочёл поехать в Италию и ставить там „Ностальгию“. Это их личные решения и трагедии (речь в статье шла и о режиссёре Театра на Таганке Юрии Любимове, тоже оставшемся на Западе. — Ф.Р. ), а не какой-то злой умысел страны».

Однако не все в Союзе придерживались подобного мнения. Тот же Сергей Параджанов искал любую возможность, чтобы передать весточку с родины своему другу, а Сергей Соловьёв нашёл возможность прислать ему письмо и освящённую иконку.

Что касается родственников Тарковского, оставшихся в Союзе, то их притесняли не слишком сильно. Лишь ограничили в тиражах книги Арсения Тарковского, а сын режиссёра, тоже Арсений, вынужден был перейти с отделения космической медицины на лечебное отделение.

Помимо итальянцев Тарковского стали активно зазывать к себе американцы. Причём делалось это на официальном уровне — с предоставлением гражданства. Но Тарковский колебался. Дело в том, что Штаты он не любил. Он говорил: «Мне кажется, что богатый человек начинает меняться внутренне, он становится скупым, он начинает защищать своё богатство от других и потом начинает служить богатству… Фильмами там торгуют, как жевательной резинкой, как сигаретами, как вещами…»

И всё же в какой-то момент Тарковский склонялся к тому, чтобы принять предложение американских властей. Он, видимо, надеялся, что только президент такой могущественной страны, как США — Рональд Рейган, сможет добиться от советских властей, чтобы детей и родственников выпустили из Союза. Но затем и эти надежды улетучились, и Тарковские остались в Италии.