— Проходите! Проходите! — приказал мне молодой женский голос.
Я прошел, лег в постель и, укрывшись теплыми простынями, подумал, что, пожалуй, ЦРУ и ФБР далеко до чешской госбезопасности. Я уже знал, что Павел работает на органы. Я понял это с самого начала и совершенно не ожидал подтверждения с его стороны, но он вел себя со мной на удивление открыто.
— Ты, наверное, должен рассказывать им обо всем, что я делаю? — спросил я его, как только мы познакомились поближе. — Можешь не отвечать.
— Милош, подумай сам! Неужели они разрешили бы мне так просто возить тебя?
Время шло, мы стали больше доверять друг другу, и вот однажды я посмотрел в зеркальце заднего обзора и увидел автомобиль, тащившийся за нами.
— Вот эта «шкода», правильно? — спросил я.
— А что ты еще видишь? — спросил он.
Я стал присматриваться к машине, которая следовала за «шкодой» госбезопасности, и увидел, что она тоже не отстает от нас.
— Две машины, Павел? Неужели я настолько важная шишка?
— Такие правила.
— Почему?
— А посмотри, что будет, если я поеду по улице с односторонним движением.
Я увидел, как вторая машина остановилась у начала этой улицы. Спустя минуту она снова появилась в зеркальце.
— Что они делают? — спросил я.
— Предположим, что ты велел мне остановиться на улице с односторонним движением. После этого ты можешь выйти и пойти в противоположную сторону. И представь себе, что наш хвост оказался отрезанным другими машинами. Что тогда? Ты уйдешь! Поэтому нужна вторая машина. Она всегда ждет, чтобы проверить, что ты делаешь на этой улице.
— А откуда они знают, когда и куда ехать?
— Они переговариваются по радио.
Все время в Праге я вел себя так, как будто госбезопасность могла слышать каждое мое слово. Эта предосторожность была необходимой, потому что, когда я впервые пришел в свою комнату, Аннетка приветствовала меня следующей содержательной тирадой:
— Пан Форман, вас все так любят в Праге! У нас телефон был не в порядке два года, и мы никак не могли добиться, чтобы его исправили, но как только стало известно, что вы будете жить у нас, нам сразу же выдали новый аппарат! Посмотрите, какой замечательный!
Так она предупредила меня, что в телефон поставлен жучок. Я сразу же понял, что прекрасно полажу со старыми дамами.
Обычно я завтракаю очень плотно, поэтому обе дамы вставали каждый день спозаранку и готовили мне цыпленка с паприкой. Они добросовестно записывали все сообщения, поступавшие на мое имя. Если я возвращался раньше десяти часов, Аннетка приносила мне листок бумаги, на котором были аккуратно записаны имена всех звонивших, а если я приходил поздно, я находил этот листок на кухонном столе.
Как-то раз я пришел домой за полночь. Я поискал список, нигде его не увидел и пошел спать. Не успел я лечь, как в дверь постучали.
— Войдите! — сказал я.
Дверь распахнулась, и в комнату вошла Аннетка в чем-то кружевном, пышном и потрясающем. Наверное, это было ее подвенечное платье. Волосы ее были тщательно уложены. Она шла так, как будто была сделана из тонкого фарфора.
— Вам звонили, пан Форман, — сказала она.
— А, хорошо, а кто?
— Князь Шварценберг из Вены.
— А что он сказал?
— Он ничего не передавал.
— Спасибо…
— Спокойной ночи, пан Форман.
Она повернулась и выплыла из комнаты.
Мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать случившееся, а потом я сообразил, что, если бы Чехословакия по-прежнему была королевством, князь Шварценберг был бы главой государства, и Аннетка просто не могла сообщить мне о звонке своего короля в старом, поношенном халате.
Мне было трудно объяснить американским и английским членам съемочной группы реалии повседневной жизни в Чехословакии. Они либо повсюду видели шпиков, либо не замечали, что за ними следят, а в их номерах установлены микрофоны. Им было не так-то легко понять, что нормальная жизнь должна изо дня в день идти под наблюдением, что от этого нужно просто отключиться и продолжать работать, что к этому можно привыкнуть и что это тоже может наскучить.
Мы привезли с собой только руководителей производственных групп, а в основном с нами работали чехи. Мы понимали, что некоторые из них были осведомителями, хотя главным для них было стучать не на нас, а на баррандовских служащих, сотрудничавших с нами. У меня было много других забот, и я даже не пытался вычислить стукачей, но вдруг наступил момент, когда они выделились из массы людей, за которыми следили. Всех их словно высветило беспощадным лучом прожектора.
Читать дальше