Андрей Филозов - Под знаком льва

Они собирались по четвергам как в помещении Модлин Колледжа, так и в местной пивной под названием “Орел и Дитя”, переименованной ими для простоты в “Детку с птицей”. Толкиен, сам богослов, один из комментаторов так называемого иерусалимского издания Библии, познакомил нашего героя с одной из главных книг Честертона — трактатом The Everlasting Man (“Вечный Человек”), и это событие стало последним шагом Льюиса в христианство. С этого момента началась его проповедь, которую трудно привязать к какой-то определенной конфессии или системе воззрений. В отличие от Толкиена, правильного католика, Льюис придерживался более элементарных взглядов, соответствующих основным догматам вероучения, выраженным еще в первые века в Символе Веры, абсолютно общем для всех христиан. Официально Льюис числился англиканином, то есть принадлежал к наиболее развитой на Британских островах церкви, напоминающей восточное православие, но исповедовал, скорее, некую систему взглядов, соответствующую раннему христианству. Возможно, именно это делает его столь привлекательным в наше время раздоров и пререканий.

Первым произведением Льюиса-христианина, сразу же прославившим его как проповедника, стали The Screwtape Letters (“Письма Баламута”) от имени некоего второразрядного беса, поучающего своего подопечного, как именно следует развращать и соблазнять человека. Благодаря этой книге, довольно мрачной и жуткой, но не лишенной остроумия и — что главное — со счастливым концом, Льюис, как говорится, проснулся знаменитым. За ней быстро последовали многочисленные статьи и целые трактаты. Некоторые из них, в частности Problem of Pain (“Страдание” в русском переводе Наталии Трауберг) — очень хороши. В середине сороковых годов Льюис потерпел сокрушительное поражение в философском споре с ученицей Витгенштейна, профессором Элизабет Анскомб, обнаружившей в его богословских сочинениях множество серьезных ошибок. Крах Льюиса-богослова, привыкшего поучать атеистов, был тем более унизителен, что Анскомб сама была христианкой, причем такой же настоящей католичкой, как и Толкиен, часто упрекавший своего друга в дилетантизме.

К чести Льюиса надо сказать, что он не только переписал наново сомнительные страницы своих текстов, но и совсем забросил чистое богословие, а в число наиболее ненавидимых им пороков навсегда вошел непрофессионализм. Правда, позднее он все же отважился выпустить программный трактат Mere Christianity (“Просто христианство”), и слава Богу, потому что книга вышла великолепной. Однако материалом для нее послужили записи радиобесед, проведенных Льюисом еще до поединка с Анскомб, и перед изданием он отправил свой труд на вычитку нескольким докторам богословия разных конфессий.

Несомненно единственным по-настоящему совершенным произведением Льюиса можно счесть The Abolition of Man (“Человек отменяется”) — маленький текст в трех главах, посвященный кризису западной культуры и катастрофическим изменениям в массовом сознании, изданный в 1943 г. О войне здесь ни слова, но это не кажется ни нарочитым литературным приемом, ни ханжеским чистоплюйством, поскольку в трактате наш герой и впрямь говорит о вещах куда более важных и значимых, чем любые войны и революции. В этой книжке, сочетающей поистине римскую простоту с английской утонченностью, великолепный язык со стальной логикой, прослеживаются главные положения философии Льюиса и, в частности, его глубокая убежденность в единстве нравственных принципов для всех эпох и культур. Этот догмат, ставший вскоре испытанным оружием Льюиса, в наши дни и наиболее востребован, и наиболее ненавидим. Вопрос в том, миротворцы вы, или террористы.

В годы Второй мировой войны Льюис создал фантастическую трилогию, посвященную борьбе людей и ангелов на разных планетах Солнечной системы против мирового зла. Главный герой романов поразительно напоминает самого автора, а действие последней книги развертывается в стенах типичного университетского городка. Сюжет этого сочинения, еще ждущего своих кинопродюсеров, пересказывать не имеет смысла. Надо только сказать, что “космическая трилогия” остается порядком недооцененной с чисто научно-фантастической точки зрения. Помимо проповеди и великолепных картин внеземной жизни, тут хватает и очень точных догадок, предвосхищающих развитие техники на сто лет вперед, а некоторые философские модели Льюиса перекликаются с наиболее современными физическими теориями.