Ирина Архипова - Музыка жизни

Среди звуковых впечатлений детства запомнился необычный тогда для меня музыкальный инструмент фонола, который был у соседей. Фонола особенно нравилась мне тем, что «играла» сама: вращались валики и звучала прекрасная музыка. Как я тогда завидовала мальчику-соседу Алеше, что у них есть такой инструмент, на котором не надо нажимать на клавиши (только ногами на педали), и музыка получается сама собой! В то время я уже начала заниматься в музыкальной школе по классу рояля и иногда ленилась: мне так хотелось, чтобы из нашего рояля можно было извлекать звуки без усилий.

Впрочем, у соседей тоже был рояль — очень хороший, фирмы «Рёниш», с певучим звуком, мягкой клавиатурой. Он нравился мне больше, чем наш, который мне купили, когда я поступила в музыкальную школу. Этот инструмент был очень хорошей марки — фирмы «Шредер», но недостаточно разыгранный, с тугой клавиатурой. (Он сохранился и стоит теперь в моем кабинете в здании Международного союза музыкальных деятелей.)

Наш папа умел играть на рояле (выучился играть самостоятельно еще в молодости), и звучание этого инструмента запало в мою память очень рано. Поэтому я с детства полюбила «рояльные» звуки, и до сих пор они для меня самые красивые — красивее звуков органа, скрипки, виолончели, которые, бесспорно, тоже прекрасны. Помню, как одно время (кажется, еще до войны) были очень популярны джазовые произведения замечательного пианиста Александра Цфасмана, и мне нравилось слушать, как на фоне оркестра солировал его рояль и звучали очень красивые фортепианные импровизации.

Наши соседи, владельцы фонолы, были интеллигентной семьей: отец — врач по фамилии Идельсон, мать — милейшая Ольга Николаевна и их сын Алеша. Ольга Николаевна была из «бывших», с дворянскими корнями. Мне запомнилось, что у них какое-то время жил ее отец — высоченный (как мне тогда казалось), красивый старик Внуков. До революции он был помещиком, но после 1917 года его не тронули, так как он был хорошим человеком, хорошим хозяином, бесплатно лечил крестьян и всем помогал — своего рода прогрессивный аристократ. После революции он отказался от своих имений и потом несколько лет жил в нашей квартире в семье дочери.

Алеша Идельсон был умным, способным мальчиком, но почему-то тогда не «ладил» с русским языком — у него была по нему только «тройка». Как-то на нашей кухне, где соседи традиционно обсуждали все свои проблемы или радости, Алеша стал спрашивать Ольгу Николаевну: «Скажи, мама Оленька, как правильно писать: «завтрек» или «завтрик»?» Потом были и другие варианты: «завтрок», «завтрык»… Соседки сопровождали эти лингвистические «поиски» Алеши возгласами недоумения и даже ироническими замечаниями, но единственно правильного написания слова «завтрак» Алеша так и не произнес…

Через много лет, будучи уже певицей и гастролируя, я впервые приехала в Минск с концертами. Вскоре я получила письмо от незнакомого мне Алексея Внукова и долго не могла понять: кто это? не знаю я никакого Внукова… И не ответила на его письмо. И только через несколько лет до меня, что называется, дошло, кто это мог быть, — это же мой бывший сосед по квартире, сын Ольги Николаевны, который, наверное, взял ее фамилию! Хотела ответить Алексею, но письмо с его адресом куда-то затерялось во время моих постоянных разъездов… До сих пор чувствую вину за свое тогдашнее невнимание к нему.

Думаю, что Алеша не случайно стал носить фамилию матери — тому были причины, и весьма грустные. В страшные времена середины 30-х годов, в одну из ночей в нашей квартире раздался роковой звонок в дверь, и отца Алеши увели молчаливые люди — как уводили по ночам и многих других жильцов нашего большого дома. И не только нашего.

А уже перед самой войной выслали из Москвы и всю семью Идельсонов (очевидно, разрешив взять с собой минимум вещей). Казалось, что мы никогда больше уже ничего не узнаем об их судьбе. Но через какое-то время пришло письмо от Ольги Николаевны (уже из далекого Казахстана), где она среди прочего написала, что хотела бы, чтобы оставленная ими фонола теперь стояла у нас. Милая Ольга Николаевна! Она словно знала, что когда-то я очень хотела, чтобы и у меня был такой инструмент, на котором не надо учиться играть, не надо нажимать на тугие клавиши…

Мне запомнилось, как в те годы папа с мамой нередко вдруг начинали говорить между собой шепотом — словно боялись, что их может услышать кто-то посторонний. Я еще мало что понимала во всем происходившем вокруг, но чувствовала, что в жизнь людей вошел какой-то страх. Родители не отгораживали нас, детей, от того, чем жила страна (да это было и невозможно), но своей любовью они создавали и поддерживали в семье тот особый охранительный домашний дух, в котором должны расти дети. Семья — начало начал, опора и защита…