В 11 часов, под бой курантов «Биг Бена», восемь гвардейцев в красных мундирах вынесли гроб под готические своды Вестминстерского собора. Тяжелые минуты прощания, горькие в своей безжалостной неумолимости. Для тех, кто не смог попасть внутрь, в центре Лондона соорудили три гигантских телеэкрана, чтобы народ мог попрощаться с «народной принцессой». Заупокойная служба заняла около часа. Рок-певец Элтон Джон, близкий друг покойной принцессы, исполнил знаменитую «Свечу на ветру», некогда написанную в память о Мэрилин Монро. И вот теперь эта песня звучит для Дианы. «Прощай, английская роза», — раздается в тишине, и принц Гарри, который до этого, глядя на старшего брата, пытался крепиться, не выдержав, закрыл лицо руками. Снаружи, за серыми многовековыми стенами, в многотысячной толпе вспыхнули поминальные свечи.
«Прощай, английская роза» — и слезы подкатывают к глазам людей, знавших принцессу разве что по газетным фото. Господи, неужели это англичане? Неужели они умеют плакать?
И вновь отступления от принятого в подобных случаях протокола. Брат Дианы, Чарльз, девятый граф Спенсер, прилетевший на похороны сестры из далекой Южной Африки, произносит речь — такую мудрую и прочувственную, что с трудом верится, что это тот самый Чарльз, который никогда не блистал красноречием. О чем же говорил Чарльз Спенсер? О том, что каждый человек имеет право на личное счастье, на слабости и недостатки, — право, которого Диана оказалась самым жестоким образом лишена.
«Как мне кажется, она так и не поняла, почему ее самые добрые, самые искренние порывы порой вызывали у прессы язвительную усмешку, почему газетчики только тем и занимались, что постоянно пытались унизить ее. Это не укладывается в голове. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, — это то, что искренняя доброта грозит неприятностями тем, чьи моральные принципы отличаются от расхожих представлений остальных». Нет, Диана отнюдь не была святой, продолжал брат, она была живым человеком, и ничто человеческое не было ей чуждо, но, несмотря «на свое положение, на всеобщее почитание, в душе она оставалась ранимой, неуверенной в себе. В ее желании творить добро было нечто детское, будто тем самым она пыталась восполнить собственную, как ей казалось, никчемность». И вместе с тем, подчеркнул граф, Диана обладала внутренним благородством, данным ей от природы — в последний год она доказала, что и без королевских регалий по-прежнему остается королевой людских сердец. Его слова наверняка вызвали у части приглашенных недоуменные взгляды — ведь это прямой намек на присутствующую здесь же, в Вестминстере, Елизавету. Ни для кого не секрет, что именно стараниями свекрови Диана после развода с Чарльзом лишилась права именоваться «Ее Королевское Высочество», хотя ей и было милостиво позволено, как матери наследника, сохранить за собой титул принцессы Уэльской.
Граф закончил речь, и сумрачные своды собора огласились аплодисментами — такое нечасто услышишь в церкви, тем более во время траурной церемонии. Но ведь и многое другое из того, что произошло в эту памятную субботу, — как, впрочем, и на протяжении шести дней, пока страна переживала невосполнимую утрату, — не укладывается в привычные рамки. Разве аэропорты отменяют рейсы, чтобы гул самолетов не заглушал боль в людских сердцах, как это сделал в день похорон крупнейший лондонский аэропорт Хитроу? Будь это не она, стали бы люди стоять в очереди дни и ночи напролет, чтобы поставить свою подпись в книге соболезнований, которую никто никогда не прочтет? Тем более что это англичане — нация, которую принято считать сдержанной и невозмутимой, отнюдь не склонной к сентиментальности. В какой-то момент премьер-министр Тони Блэйр заметил: «Не помню, чтобы мне доводилось видеть нечто подобное за всю мою жизнь». Возможно, многие и не согласятся с ним, однако вряд ли кто станет спорить, что эта безвременная гибель всколыхнула не только туманный Альбион, но и весь мир.
Так что же это было? Мнения порой высказываются самые противоположные. Одни готовы видеть в Диане великомученицу, затравленную обнаглевшими папарацци, словно те работали исключительно собственного извращенного удовольствия ради, а не на потребу досужего обывателя, любителя посмаковать сенсации, которые ему с избытком подсовывает желтая пресса. Другие винят во всем бездушие королевского семейства — мол, это они, застегнутые на все пуговицы Виндзоры, которые поначалу надеялись, что принцесса примет их правила игры и в будущем будет светиться их тускловатым отраженным светом, поспешили отмежеваться от нее, как только поняли: она затмевает их всех, а сами они смотрятся на ее фоне весьма бледно и малопривлекательно, и даже их добрые дела отходят на второй план. Но может, говорили третьи, неделя безудержной скорби не более чем массовая истерия, искусно подогреваемая газетами и телевидением, ибо это сулит средствам массовой информации немалые барыши, а мы, очнувшись на следующий день, ощутим лишь опустошенность и растерянность, потому что спектакль окончен, — как говорится, «финита ля комедия» ?
Читать дальше