Михаил Козаков - Фрагменты

Бербедж (желая поддеть). Ты и Сандро Моисси это говорил.

Шекспир. Говорил!

Бербедж. А я про что?

Шекспир. И Моисси, и Качалову, и этой бабе хромой, Саре Бернар! Ну и что?! И Скофилду скажу, когда явится, дай Бог ему сто лет жизни! Я и тебя, колода, хвалил. Когда на дело похоже, всегда хвалю! И буду! Я ведь и сам все-таки актер. Как-никак понимаю.

Бербедж. А вот об этом, старина, я бы на твоем месте не распространялся, сам знаешь.

Шекспир. Знаю, Рич, знаю. Если бы не знал, не видать тебе Отелло как своих ушей. Я не об этом. Понять не могу: что же сегодня на театре творится.

Бербедж. Ну разве только на театре? Весь мир театр.

Шекспир. А может, все-таки глянем, друзья, что там в Моспроме сегодня.

Чехов. Из уважения к вам, мастер, но только в последний раз.

Бербедж. Отчего же? Премьеру я у них буду смотреть обязательно. По традиции. Коллега прав, старина: надо тебя уважить. Ну, так что там…

(На небеса доносится голос режиссера.)

Режиссер. Да, да, да! Вопрос решенный! Призрака у нас не будет. Я проверяю Шекспира на правду! Призраков вообще не бывает! Кто из вас хоть однажды видел призрака?!!

(Души Шекспира, Бербеджа и Чехова смущены…)

М. Козаков. 1984

Признаюсь, я по своей природе не реформатор, а традиционалист. Люблю новаторство внутри традиции. Не горжусь этим, не считаю это достоинством, а просто констатирую. И сокращать Шекспира можно и даже нужно. Вопрос в том, что и зачем. Нет, я решительно придерживаюсь взгляда, что в начале все-таки было Слово!

Хотелось бы, чтобы эта драматическая, почти «капустная» зарисовка не показалась обидной. В традиции актеров шутить друг над другом.

Кто-то заметил, что эпиграммы Гафта оттого имеют большой успех, что они заполняют вакуум официальной критики. Актеры сами не могут отвечать на критику, не должны вступать в теоретическую полемику, но как часто каждый из нас испытывает состояние — «Не могу молчать!». И тогда мы шутим над другими и над собой.

Удивительная у нас профессия. Краткие летописи, рисунки на песке. Актер не может играть в стол, ждать оценок потомков, его труд умирает вместе с ним. Ему хочется еще при жизни услышать голос публики, ободряющий или осуждающий, «легкое дуновение души народной, не отдельных душ, а именно — коллективной души», но как его уловить?

И часто актеры путают славу с популярностью, забывая, что «быть знаменитым некрасиво…», что «цель творчества — самоотдача, а не шумиха, не успех». Хотя автор этих строк Б. Л. Пастернак, приехав, обласканный, из Грузии, пошутил: «Глупость я сказал: очень приятно быть знаменитым».

Когда-то великого И. М. Москвина студенты Школы-студии МХАТа спросили: что самое главное для артиста? Москвин смутился: «Ну что вы, ребята, такие вопросы задаете. Неловко как-то. Но уж если зашел разговор… Я думаю, актер всегда должен оставаться чуть-чуть шалопаем. Мы же немножко клоуны…»

Друзья, без которых не было бы этой книжки, дразнят меня графоманом. Они правы. Как выяснилось, писать для меня такая же потребность, как играть, ставить, читать стихи. «Гены заработали», — шутят они.

Я никогда не собирался стать писателем и не стану им. Поэтом, писателем надо родиться, но если мои актерские наблюдения читались без скуки, я буду считать, что задача моя выполнена.

«Великий сдэх!» — закричал один из лагерников, вбежав в барак с вестью о смерти Сталина. Отсюда «Великий сдэх», понятие, подобное, скажем. «Великому перелому».

Один мой весьма эрудированный друг, который прочел эту рукопись, справедливо указал мне, что письмо Фейхтвангер написал актерам не по поводу спектакля, как у меня, а по поводу фильма «Еврей Зюсс». Но сути это не меняет и проблемы, увы, не снимает.

В переводе Лозинского фраза должна звучать так:

«Если Гамлет

Наносит первый иль второй удар…

За Гамлета король подымет кубок,

В нем растворив жемчужину ценнее

Той, что носили в датской диадеме

Четыре короля».

Действительно, мудрено…

Всеволод Абдулов, актер МХАТа, чуть не погиб в автомобильной катастрофе в городе Ефремове.

Весной 1988 года Ю. П. Любимов по приглашению Театра на Таганке приезжал в Москву и принимал участие в выпуске спектакля «Борис Годунов»