Жак Аттали - Карл Маркс - Мировой дух

Юриспруденцию преподавали Эдуард Генс, Фридрих Карл фон Савиньи, а главное — Бруно Бауэр, протестантский богослов, связанный с либеральными движениями. Последний, благодаря широкой образованности, умению четко формулировать свои мысли, иронии и смелости, естественным образом встал во главе городского движения «младогегельянцев», а также закрытого Профессорского клуба, в который входили самые боевые и самые одаренные из молодых философов. Недостатка в темах для споров не было. Одни, как Бауэр, считали, что нужно сначала произвести революцию в сознании, ибо влиять на мир можно только через мышление. Другие, как Адольф Рутенберг (который, едва выйдя из тюрьмы, ходатайствовал о вступлении Карла в Профессорский клуб), считали, что пора бросить рассуждения и перейти к действию. Для некоторых прусская монархия была идеальным воплощением государства, что соответствовало политологическим взглядам Гегеля [12] Любое государство, где бы ни жил мыслитель, создающий систему, подобную гегелевской, рассматривалось бы им как идеальное, независимо от порядков, там имеющихся. Гегель разворачивает историю из конечной точки настоящего, действительной действительности, и она для него — абсолют. История в этой точке закончилась, и государство в ней — последнее и совершенное. . Другие, напротив, считали, что гегельянство — прежде всего доктрина движения, и не могли допустить, что История остановилась и достигла своего совершенства в прусской монархии. Левые гегельянцы утверждали, что на самом деле есть два Гегеля: подлинный, убежденный атеист, критик существующего порядка, выражавший свои мысли только для посвященных; и официальный, бесконечно шедший на уступки политической власти своего времени. Разумеется, младогегельянцы видели, что Прусское государство не имеет ничего общего с Абсолютом, и поэтому Пруссию-идеал приписывали не действительности, а мечте Гегеля. Главную причину ущербности своего государства они нашли во всемогуществе религии, которая препятствует развитию свободы. Глубинный и скрытый смысл гегелевской мысли — это атеизм. Сначала, говорили они, нужно освободить человека и государство от власти религии.

Карл вместе с Бауэром и младогегельянцами думал, что необходима новая интерпретация мира, новый «конец истории» — в будущем, и тогда возможны преобразования. Он образно описал отцу свои теоретические устремления: «В очередной раз я хотел нырнуть в море, но с твердым намерением установить, что природа духа так же точно необходима, конкретна и прочно определена, как и природа тела. Моя цель — уже не скрещивать звонкие шпаги, а доставать на свет настоящие жемчужины». В письме того же года он пишет по поводу своей матери, полностью посвятившей себя семье, что она «ангельская мать».

В конце зимы 1837 года, промучившись полгода в своей берлинской квартире с жаром и кашлем, Карл, по совету врача, снял комнату за городом, в Штралове — рыбачьем поселке на правом берегу Шпрее, откуда до университета был час ходьбы через лес. Он попытался углубить Гегеля, но на сей раз был разочарован: его «причудливая мелодия больше не вдохновляла».

Тот год ознаменован существенным техническим прогрессом, в Европе вновь начался экономический рост. Англичане Кук и Уитстон разработали первый электрический телеграф; француз Энгельман запатентовал технологию цветной литографии.

Готовясь к экзаменам, Карл зарылся в учебники: исследование Савиньи о собственности, трактат по уголовному праву Грольмана Крамера, «О значении слов», «Пандекты», сборники «Кодекса Юстиниана» с отрывками из произведений римских юристов классической эпохи. Он изучал книги Веннинг-Ингенгейма и Мюленбруха с комментариями к «Пандектам». Углублялся в тома Лаутербаха по гражданскому и процедурному праву, в «Согласование разноречивых канонов» Грациана и «Институции» Ланчелотти. Изучал историю немецкого права, особенно интересуясь капитуляриями франкских королей и папскими буллами. Пытливый студент перевел часть «Риторики» Аристотеля, проглотил «О достоинствах и приумножении наук» Фрэнсиса Бэкона, а также сочинение Германа Самуэля Реймаруса о художественном инстинкте животных. В конце концов, он отошел от Гегеля, чьи достижения, конечно, были «бесконечно велики». Гегель помог ему открыть понятие «гражданского общества», послужившее основой для его собственной материалистической теории, но отныне экономический социалист чувствовал потребность пойти дальше, овладев новой наукой — политической экономией. Он начал читать Адама Смита, Адама Фергюсона, Давида Рикардо, Франсуа Кене, Буагильбера…