Игорь Домарадский: Перевёртыш

Я помню деда с руками за спиной под конвоем вооруженных солдат, закрытые двери зала заседания суда, томительное ожидание приговора, а затем холодное, темное декабрьское утро в очереди на свидание в тюрьме перед отправкой деда в лагерь, в Пугачев. Больше его я не видел. В лагере он заболел (обострился туберкулез). В одном из редких писем дед просил прислать ему книги по медицине. Последнее письмо от него было получено нами уже в Кзыл-Орде, в конце декабря 1942 года. Тогда же мы получили от начальства лагеря телеграмму с предложением забрать деда, но из-за военного положения бабушка не смогла за ним поехать, да это вряд ли было бы целесообразно; дед умер в самом начале января 1943 года. Поскольку квартира, в которой жили дед и бабушка была ведомственной, сразу же после ареста деда бабушку выселили и с тех пор она жила с нами. Трагично сложилась и судьба брата деда. 31 мая 1944 года приговором военного трибунала Свердловской железной дороги он был осужден по части 2 статьи 58–10 УК РСФСР с санкцией статьи 58-2 к десяти годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях, с поражением в правах сроком на три года и конфискацией имущества. В сентябре месяце того же года он умер от "дистрофии" (справка Управления КГБ по Свердловской области No. 16/ Д-243 от 23.06.88). С его женой, влачившей жалкое полуголодное существование со своей сестрой, я позднее встречался несколько раз в Одессе. В общем, как говориться, "всем сестрам досталось по серьгам".

В 80-х годах, когда началась "перестройка", я занялся проблемой реабилитации моих близких. На это в общем ушло более двух лет и накопилась гора бумаг. Иногда в одно и то же место приходилось писать по несколько раз, а письма пересылались из одной инстанции в другую. Особенно этим отличался Саратов. У меня не было уверенности, что я добьюсь положительных результатов, тем более по делам почти 60-летней давности, Но оказывается, в наших "правоохранительных" органах ни одна бумага не пропадает!

Сначала я поднял вопрос о реабилитации отца и решен он был "Военным трибуналом Ордена Ленина Московского военного округа" 30 октября 1987 года. Характерна формулировка: "Постановление от 2 сентября 1927 года в отношении Доморацкого (Домарадского) В. В. отменено и дело о нем прекращено за отсутствием состава преступления. Доморацкий (Домарадский) Валериан Владимирович по данному делу реабилитирован". Получается так, что если бы не мое обращение, то отца продолжали бы считать виновным?

Что касается деда, то я попытался реабилитировать его по второму делу, как более позднему. На месте, в Саратове его рассматривать не стали и переслали мое заявление в Прокуратуру РСФСР. Последняя внесла протест на приговор суда в Президиум Верховного суда РСФСР. Решением Верховного суда "…приговор Саратовского областного суда от 3 сентября 1939 года был отменен и "…дело производством прекращено за отсутствием состава преступления". Проще решился вопрос о реабилитации Сергея Ивановича (решение о реабилитации было принято Свердловским областным судом). Итак, надо было доказывать то, что доказательств не требовало! Я пытался также выяснить, где могила деда. Однако, после долгой переписки, из Саратова мне сообщили, что никаких дел по этому поводу не сохранилось, так как "исправительно-трудовая колония No.7," где умер дед, "расформирована". Оставался еще вопрос — узнать хотя бы что-то о родителях отца. Это, как мне казалось, можно было бы сделать в Польше. Рискуя навлечь на себя неприятности (по месту моей работы нам запрещалось без разрешения режимной службы общаться с иностранцами), я обратился в Консульство Польской Республики, откуда получил ответ о том, что "несмотря на тщательные розыски, в числе жителей города Сувалки не удалось обнаружить потомков Ваших родственников" и совет, привлечь к поискам редакцию журнала "Пшиязнь" ("Дружба"). Журнал опубликовал мое обращение, на которое откликнулись два человека из Кельц и Сувалок. Однако результат оказался неутешительным. Тем не менее, я очень благодарен этим людям. Респондентка из Сувалок даже прислала мне открытку с видами этого города!

Все мои поиски сильно затрудняют два обстоятельства. Во-первых, никого из близких родных у меня не осталось. Во-вторых, мама перед смертью уничтожила даже те немногие документы, включая ряд фотографий, которые у неё хранились. Видимо, воспоминания о прошлом и страх не оставлял её до последних минут, хотя она умерла в 1980 году, когда уже всё самое страшное (или почти всё) в общем было позади.