Дора Коган: Врубель

Идеи гармонического воспитания испытывались Николаем Христиановичем и на собственных детях. К сожалению, правда, результаты были весьма сомнительного свойства — родные Врубеля постоянно сокрушались по поводу неприспособленности к жизни и бездеятельности младших Весселей. Но педагогическая теория обладала истинно поэтическим обаянием и, захватывая романтической приподнятостью над повседневностью, покоряя классицистической разумностью, вместе с тем была подчинена злободневности, «положительности». Итак, Вессель — позитивист, в котором «просвечивает» романтик и просветитель-классицист. Сама жизнь покажет сложную сущность сплава, составлявшего принципы Весселя. В начале 1880-х годов он изменит своей былой сосредоточенности на реальном, «позитивном», положительном и станет защитником классического образования. Тогда снова воскреснет неразрешимый спор «реалистов» и «классиков», отметит общественную мысль. Чрезвычайно сложно будут преломляться позднее и в сознании самого Врубеля все эти проблемы.

Впрочем, уже теперь можно предсказать, что Миша не станет только слепым последователем идей Весселя. Достаточно вспомнить его высказывание еще в гимназические годы о Рафаэле и Дольчи и о несовпадении эстетического и этического совершенства: «…моральная сторона в человеке не держит ни в какой зависимости эстетическую…»

Но, как бы то ни было, как раз в эту пору жизни в семье Весселя Миша Врубель занялся репетиторством. «Миша ходит в школу и дает уроки, — сообщал Петя Капустин в письме Анюте от 4 февраля 1875 года, — …к нему приходит мальчик, которого он готовит в гимназию».

И далее в том же письме Капустина: «Сегодня Миша был в театре и слушал Нельсон, от которой в страшном восторге и собирается даже поднести ей какую-то картину… Нельсон для него теперь предмет всех разговоров и помышлений». Добавим здесь: Христина Нельсон, гастролерша, покоряла тогда петербуржцев исполнением роли Офелии в опере Тома «Гамлет».

Поклонение артистке… Врубель еще мальчиком, в Одессе, стремился к этому, жаждал этого. Теперь он уже не сможет без этого поклонения жить. Он будет искать возможности, пользоваться каждым поводом, чтобы утолить эту потребность. Не только сам концерт, который слушаешь с замиранием сердца, но потом — пройти за кулисы, поднести свой дар, выразить свой восторг. Испытать блаженное чувство, вызванное «нисхождением божества» к тебе, смертному, оказаться самому в ситуации, близкой к оперной. Нет, он не принадлежал к тем неказистым, неловким, нечесаным студентам, которые не знают куда деть руки в таких случаях, не могут произнести ни слова. Он испытывал довольство собой, гордился своей светскостью, изяществом, красноречивостью.

И еще притягательной была сама артистическая атмосфера, эта блаженная атмосфера, в которой совсем иначе дышалось, чем дома, в университете, у Весселя, атмосфера, вся проникнутая эстетическим, игрой, что ему было необходимо как воздух. Недаром во время памятного визита к Арцимовичам его так коробило от «кислой», как он выразился, м-ме Арцимович и от барышень, «неспособных пожуировать настоящим». Он-то был способен пожуировать и радовался этой своей способности, чего нельзя сказать о родителях. Не так давно отец испытывал чувство облегчения по поводу того, что в сложном характере переменчивого мальчика, весьма склонного к резким скачкам настроения, кажется, торжествуют радость, живость, свет, красота над меланхолической задумчивостью и странной склонностью впадать в оцепенение. Теперь он озабочен тем, что Миша становится все более рассеянным, все менее усидчивым и серьезным.

Даже в ту пору, когда экзамены «грозили своей страшной серьезностью», по собственным словам сына, когда все кругом кричало: «занимайся, занимайся», — он думал о студенческом бале, не забывал о музыке. Он обожал рассуждать на музыкальные темы. Благо, поводов было немало. Хотя бы знаменитая Патти, снова гастролировавшая в Петербурге, которую так мило высмеял Мусоргский в своем «Райке»: «Ах, Па-а-тти, Па-а-тти-и…» Жорж Вессель, послушав «Севильского цирюльника» с участием знаменитой певицы, безапелляционно заявил, что «Патти — дрянь и „Севильский цирюльник“ — тоже дрянь…». Врубеля позабавила ответная реплика невесты Жоржа по этому поводу, что, видно, «Севильский Демон» или «Севильская Юдифь», по мнению ее жениха, — лучше.

Упомянутые столь язвительно оперы — тоже особая тема. Дело в том, что, как выразился Миша, «половина Питера перебесилась» в увлечении ими. Причина их успеха, по его мнению, в волнующем сюжете, прекрасно написанных либретто, потрясающей обстановке.