Яков Наумов: Чекистка

И вот Вера в женской частной Котовской гимназии [9] Осенью 1904 года Вера Петровна экстерном выдержала экзамен и была принята в частную Котовскую гимназию в городе Казани. . Буквально все здесь для нее ново, необычно. Так все непохоже на институт.

На окружающих Вера смотрит с восторгом. Гимназистки толпятся, группами, взявшись под руки, расхаживают по актовому залу. Громко болтают, смеются. Гимназия гудит, словно улей. Но Верочка в этой непривычно жизнерадостной шумной толпе чувствует себя одинокой, хотя ее имя здесь произносится с почтением. Вокруг Веры ореол героини, пострадавшей за идеи.

Но вот это и мешает ей быть как все, мешает сближению с одноклассницами. Тревожат и оскорбляют пристальные взгляды, которыми ее провожают гимназистки. А разговоры, разговоры полушепотом за ее спиной. До Верочки долетают обрывки фраз:

— Дворянка… исключена из института благородных девиц.

— Говорят, атеистка…

— …Против правительства выступала, я знаю, сама в газете читала…

— А по виду ничего, скромная.

Оттого что ее считают существом чуть ли не высшего порядка, Веру коробит. «Нужно быть незаметной, не привлекать внимания», — думает она.

Но и это не помогает. Наоборот, интерес гимназисток к молчаливой, замкнутой новенькой только возрастает.

Однако время идет, и интерес соучениц к юной бунтарке постепенно проходит. Теперь только старшеклассницы продолжают попытки завести с Верой знакомство. Но Вера избегает знакомств.

Жизнь, кажется, начинала входить в нормальную колею, как вдруг на большой перемене к Верочке подошла ученица выпускного класса — невысокая девушка со строгим и серьезным лицом.

— Меня зовут Маша, фамилия Мясникова [10] Мясникова М. К. — член КПСС с 1904 года, ныне персональный пенсионер, жена А. С. Бубнова — видного деятеля партии. , — непринужденно представилась она.

Вера с удивлением посмотрела на подошедшую, пожала плечами, но имя свое тоже назвала. Неудобно иначе.

— Знаю, что Вера и что фамилия Булич. Поэтому и подошла. Разговор у меня серьезный. Так вот: я хочу пригласить тебя в политический кружок. Нелегальный. — Последние слова Маша произнесла шепотом, пристально глядя Вере в глаза.

Верочка почувствовала, что щеки у нее пунцовеют, а Маша продолжала:

— В кружке ты узнаешь правду о жизни. Мы знаем, почему тебя выгнали из института: ты была против правительства. Вот поэтому зовем к нам.

«Что это — сон?» — думает Вера. Она ничего не понимает. В голове настойчиво бьется одна мысль: «Я против правительства?»

«Да так ли это? Что это означает?» А Мясникова не уходит. Она ждет ответа и прямо, настойчиво смотрит Вере в глаза. Веру охватывает стыд: «Да ведь Маша подумает, наверняка подумает, что я просто трусиха».

— Хорошо, — говорит Верочка поспешно, — хорошо. Я приду, непременно приду.

— Тогда постарайся запомнить, — Мясникова улыбается, словно говорит о веселом пустяке. Она называет адрес: — …Спросишь Григория.

Верочка кивает, пытаясь дышать ровнее и сдержать сумасшедший стук сердца.

Весь день она не находит себе места, все валится из рук. Она не может думать ни о чем, кроме предстоящего посещения кружка. Дома даже отец, обычно рассеянный и ничего не замечающий, обращает внимание:

— Что с тобой, доченька?

Вера досадливо бормочет что-то себе под нос вроде: «Тебе показалось».

Поздно вечером, когда из палисадника уже потянуло сыростью и холодком, Вера незаметно выскользнула из дому. Повторяя в уме адрес, она почти бежала по улице.

Вот и нужный дом. По каменной лестнице Вера торопливо поднимается на третий этаж. Несколько минут она стоит выжидая, прежде чем позвонить. Дверь открывает высокий худой парень в сатиновой косоворотке, подпоясанной шелковым шнурком с кисточками на конце.

— Мне Григория.

— Я Григорий, проходите.

В комнате, где она очутилась, оказались знакомые гимназистки. Это сразу успокоило ее. Вера тихонько садится в угол и прислушивается к разговорам. Рядом ожесточенно спорят двое молодых людей, один похож на поэта времен французской революции. Он тычет товарища кулаком в плечо и кричит:

— Да пойми же ты, голова садовая! Анархия — это и есть настоящая свобода. Свобода без всяких оговорок! Вы просто не понимаете ее сути. Вам за ней чудится только беспорядок.

— Мели, Емеля, — улыбается парень, открывший Bерочке дверь. — Анархия — по-гречески безвластие.

— Ну, тебя, Григорий, не переспоришь, — махнул рукой приверженец анархии. — Ты ведь все талмуды перечитал.