Щекотливое поручение, которое не смог бы выполнить никто, кроме него, выполнено.
Эренбург, Пикассо и Шагал. Старики озорничают.
Пабло Пикассо и Марк Шагал.
С Луи Арагоном.
С Полем Элюаром — на вечере памяти Виктора Гюго.
1937 год. Эренбург и Хемингуэй в осажденном Мадриде.
Он искренне гордился тем, что «лучшие люди планеты», цвет «интеллектуальной элиты всего человечества» — «с нами», в нашем «лагере мира и демократии».
На этой фотографии он с Председателем Всемирного Совета Мира Фредериком Жолио-Кюри.
Эренбург и Пабло Неруда.
Эренбург и Юлиан Тувим.
Эренбург и Жан Ришар Блок.
С Альбертом Эйнштейном. Принстон. Май 1946 г.
Одна из тех карикатур, которые заполнили страницы советских газет после сообщения ТАСС о раскрытии заговора «убийц в белых халатах».
Чем более честными и правдивыми выглядели его «идейные задумчивые глаза», тем лучше исполнял он роль, назначенную ему гениальным сценаристом.
Картина Маревны (М. Воробьевой-Стебельской): «Друзьям с Монпарнаса посвящается».
Горький в круг ее «друзей с Монпарнаса» не входил. Тем не менее, она поместила его в центре своей картины.
Вот как она это объясняла:
«Именно Горький посоветовал мне подписывать картины „Маревна“ — именем морской царевны из русской сказки. „Ни у кого никогда не будет такого имени, — говорил он, — гордись и оправдай его“.»
27 января 1953 года.
Речь на вручении ему Сталинской премии «За укрепление мира между народами».
Слева — академик Скобельцын. Справа — Анна Зегерс.
«Они думают, что я с Хрущевым каждый день чай пью», — ворчливо говорил он о некоторых своих наивных читателях. Чай с Хрущевым он, может, и не пил. Но какие-то встречи у них все-таки были. Вроде, например, вот этой, когда Никита Сергеевич тоже получил (уже не Сталинскую, а Ленинскую) премию Мира.
Эренбург однажды сказал:
— Людям, страдающим морской болезнью, советуют глядеть на берег. Меня не укачивало в море, но не раз меня укачивало на земле. Тогда я старался хотя бы издали взглянуть на Константина Георгиевича Паустовского.
С Лизлотой Мэр.
Это была самая долгая и глубокая, последняя его любовная привязанность. Когда они познакомились (в 1950 году), ему было шестьдесят, а ей — меньше тридцати. И он был счастлив, когда у него в жизни случилось то, о чем мечтал Пушкин: «И может быть, на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной».
Читать дальше