Т. Констебль - 352 победы в воздухе. Лучший ас Люфтваффе Эрих Хартманн

Крепкое мускулистое тело атлета, которое помнил Альфред, теперь весило не более сотни фунтов. Осунувшееся лицо Эриха было ярким свидетельством испытанных им мучений. Однако из разговора Альфред сразу понял, что разум и психика брата не пострадали. Рассказывает доктор Альфред Хартманн:

«Его физическое состояние сначала меня просто потрясло. То, что я увидел в Эрихе после его возвращения, как брат и как врач, много добавило к тому, что я знал о нем с детства. Главным было то, что его разум не пострадал. Я хорошо знал его крепкую конституцию и его превосходную способность восстанавливаться. Я понял, что он оправится быстро».

Самой главной задачей для Эриха и Уш на первых порах их совместной жизни стало восстановление физического здоровья Эриха. Он был просто не в состоянии заниматься какой-либо коммерческой деятельностью, поэтому они на время решили поменять обязанности мужа и жены. Уш продолжала работать на почте в Штутгарте, а Эрих взял на себя заботу о доме. Это решение помогло ему вернуться к нормальной жизни после 10 лет полной изоляции от нормального человеческого бытия.

Лучший в мире пилот-истребитель так описывает свое возвращение к нормальной жизни:

«Каждое утро я должен был встать и приготовить завтрак. После того как Уш отправлялась к 8.00 на работу, я мыл посуду, мыл пол, застилал кровати, стирал белье и прибирался по дому. Я все делал, как горничная! Потом я выходил на улицу и приводил в порядок сад, полол цветы, подстригал траву, подкрашивал и ремонтировал дом.

Я впервые узнал, сколько самых разных дел приходится делать нашим женам, когда мужчины отправляются на работу. Я должен был ходить по магазинам и готовить ужин. А вечером я сидел под дверью и дожидался возвращения Уш. Этот период подтвердил мне то, в чем я и без этого был твердо уверен, – без Уш я просто ничто».

Эти самые обыденные домашние дела были наполнены для Эриха магической притягательностью. Как ребенок перед Рождеством, он заглядывал в витрины магазинов. Непривычная новизна витрин несколько недель восхищала его. Блестящие цветастые упаковки новых товаров восхищали его. Вкус домашней еды казался ему лучше самых изысканных деликатесов. Он был лучше самых буйных фантазий в годы заключения.

Он много читал, пытаясь наверстать упущенное. Для Эриха даже старые журналы были полны ценной информации. Он спал и дремал, когда не занимался домашней работой, и прежняя сила постепенно возвращалась в его иссохшие мускулы. Новая кожа постепенно скрывала тюремные язвы. Возвращение к нормальным семейным отношениям после 10 лет в эмоциональной пустыне приносило ему неописуемое внутренне блаженство. Психические раны были более глубоки и болезненны, чем телесные язвы. Однако вскоре и они начали затягиваться под влиянием нормальной жизни, которая основывалась на взаимной любви.

Тюремная психология и модель поведения, вколоченные в него за 10 лет заключения, создали немало сложных моментов в первые недели пребывания дома. Он боялся разговаривать с людьми, когда шел в деревню за покупками или при любой случайной встрече. Люди в Германии мирного времени думали совсем иначе, чем в войну. А по сравнению с военнопленными они были более живыми и раскованными. И теперь немцы занимались совсем иными делами, чем 10 лет назад. Все это иногда заставляло Эриха думать, что он попал на другую планету.

Ощущение, будто за ним следят, сохранялось несколько недель. Более 10 лет он все делал под присмотром или русских охранников, или своих товарищей по заключению. Сохранился прочный психологический барьер, когда он пытался заниматься обычными, повседневными делами, так как оставалось ощущение чужого присутствия и запрета на любой нормальный поступок.

Однажды вечером он отправился вместе с Уш на прогулку в Штутгарт. Они проходили мимо танцевального зала. Музыка плыла в вечернем полумраке, улыбающиеся парочки спешили на танцы. Танцы были именно тем, что Эрих и Уш полюбили еще во время своих свиданий в танцклассе до войны. Уш сразу все вспомнила:

– Пойдем потанцуем, Эрих.

Он очень хотел этого, но что-то остановило его. Какое-то физическое препятствие. Эрих почувствовал какие-то невидимые путы, мешающие ему двигаться. Словно он стал неуклюжим и глупым. Он не мог заставить себя войти в зал, несмотря на колоссальное желание доставить радость Уш. Мужчины, которые попали в плен в сегодняшних войнах, могут вернуться домой с таким же грузом. Опыт Эриха Хартманна, вынесенный им из советских лагерей, заслуживает внимания. Его слова также подсказывают путь лечения тех, кому нужно помочь забыть тюремное заключение: