Елена Прокофьева - Лучшие истории любви XX века

Посещала и знаменитый дом Перцова в Соймоновском проезде – великолепный дом, построенный в стиле русского модерна, не сохранился – но в начале века его называли «русским Монмартром»: там собиралась не только театральная, но и вообще творческая молодежь, московская богема: начинающие поэты и писатели читали там свои произведения, художники устраивали маленькие выставки. Настоящими хозяйками этого дома были хорошенькие и хорошо образованные барышни и дамы. Они разливали чай, подавали тарелочки с пирожными и вообще украшали литературные вечера своим присутствием, как и подобает представительницам прекрасного пола.

А еще в жизни Веры появилось новое увлечение, определившее всю ее дальнейшую прижизненную и даже посмертную судьбу.

Вот что писал о Вере Холодной режиссер Иван Николаевич Перестиани: «На облике сравнительно юной Веры Холодной лежал отпечаток той грусти, что свойственна нашей северной природе в дне ранней осени. И возможно, что именно эта пассивная нежность фигурки, глаз и движений роднила ее со зрителем».

Кинематограф! Для нас, современных, кино – неотъемлемая часть повседневности, без кино действительно не мыслится уже человеческое существование: фильмы снимались в воюющей Югославии, снимаются в бедно и тяжело живущей России. А каким сказочным чудом казалось кино в те времена! Его называли «сюжетной светописью»: бледные лунные тени скользили по экрану как призраки… Вначале кино было диковинкой, чем-то экзотическим, очередным научным открытием. Снимались просто сценки, и зрители шли смотреть не сюжет, а то, как на экране посредством света, пропущенного через пленку, рождаются движущиеся образы. Это чем-то напоминало театр теней и вместе с тем живые картины… Позже появились сюжетные фильмы, комедии положений, мелодрамы. Как серьезное искусство кино не рассматривалось. Серьезным искусством был театр, и в те времена никто даже и предположить не мог, что диковинное изобретение братьев Люмьер (в переводе с французского «люмьер» – «свет» – чем не мистика?) может стать серьезным искусством в ряду других серьезных искусств, и всего за сто лет существования затмить, отодвинуть на задний план театральное искусство, существующее несколько тысячелетий!

Вера на коллекционной открытке

Кино в начале века считалось пустым развлечением, но популярно это пустое развлечение было просто невероятно! В кино ходили все. Появилась целая сеть кинотеатров – от роскошных с глубокими мягкими креслами и бархатными портьерами до скромных окраинных кинотеатров «в три скамейки», воспетых Мандельштамом. Перед началом фильма, как в современной опере, в фойе продавалось «либретто»: краткое содержание фильма, чтобы зритель, прочтя, понял хоть что-то из происходящего на экране. Именно по этим чудом уцелевшим либретто мы можем судить теперь о большинстве (98 %) кинолент той эпохи. Во время сеанса в зале играл тапер. Работа «кинематографического» тапера оплачивалась очень хорошо, но считалась сложной, ведь мало было просто играть – нужно было подбирать музыку и темп исполнения согласно демонстрируемой сцене, сочинять переходы от одной мелодии к другой. Интересный факт: тапером в кино подрабатывала в молодости будущая звезда сталинской эпохи – Любовь Орлова; ее судьба оказалась связанной с кинематографом еще тогда, когда сама она даже не мечтала стать артисткой! В маленьких кинотеатрах либретто не продавались – сюжет фильма пояснял вслух в промежутках между мелодиями тапер или киномеханик. Но даже эта видимая простота, даже эта непохожесть на другие зрелищные искусства – даже она завораживала!

«…Загляните в зрительную залу. Вас поразит состав публики. Здесь все – студенты и жандармы, писатели и проститутки, интеллигенты в очках, с бородкой, рабочие, приказчики, торговцы, дамы света, модистки, чиновники – словом, все, – писал А. Серафимович. – Как могучий завоеватель, надвигается кинематограф. Повторяю – этому ни радоваться, ни печалиться. Это стихийно. Грядущее царство кинематографа неизбежно».

Анастасия Цветаева – в «Воспоминаниях» – в той части, которая относится к 1909 году: «Иногда – и все чаще – мы шли в синематограф. От картин тех лет в памяти – светлый туман. Каждый наш поход туда погружал нас в романтику, обогащал еще одной печалью, трагедией еще чьей-то судьбы. Проходило несколько дней, и Марина снова входит ко мне. Постоит у раскрытой форточки, лицо – в клубы морозного пара. Помолчит. Отойдет. Знаю, она вспоминает маму. Как передаваемый пароль: «Тоска, а?.. Хочешь, пойдем в синематограф?» И мы шли».