Елена Прокофьева - Лучшие истории любви XX века

Как раз в двадцать пять лет Михаил Чехов стал отцом… И пик нервного расстройства пришелся на кризис его семейной жизни. Вернее, то были взаимосвязанные явления. Ему становилось все хуже. Вскоре он уже не мог один выходить на улицу – все время чего-то боялся. Боялся, что на него нападут и убьют. Боялся, что его схватят и насильно отправят на фронт. Ольга была вынуждена провожать его в студию и обратно. В какой-то мере эти путешествия даже развлекали ее: она могла на несколько часов вырваться из дома, побыть в окружении старых друзей. Наталья Александровна оставалась с Адой – безропотно, потому что так нужно было для блага Миши.

Единственное, что отравляло Ольге визиты в МХТ, это – встречи с Владимиром Чеховым. Он как раз в это время прислушался к советам брата и благодаря протекции Михаила и Ольги Леонардовны был зачислен на службу в театр. Его влюбленность «прогрессировала», в ней появилось что-то болезненное, что-то от одержимости… Впрочем, Ольга предполагала, что это из-за Мишиных странностей она сделалась такой подозрительной и во всяком неуравновешенном человеке видит безумца. Она и предположить не могла, что Владимир Чехов тоже нездоров психически… А он был нездоров. Только неясно, стала ли его одержимость Ольгой причиной болезни – или была ее следствием?.. Владимир докучал Ольге, но мало занимал ее мысли. Ее беспокоил Миша. Все-таки они были женаты, и их теперь связывала Ада… А Владимир все не оставлял ее в покое, все уговаривал бежать с ним. Свекровь, бывшая свидетельницей этих частых визитов, снова и снова упрекала невестку в безнравственности. Что до Ольги, уже ничего и никого не хотелось – ни мужа, ни Владимира, ни бегства, ни ребенка – только покоя и свободы, которые теперь казались ей недосягаемыми…

В конце концов, Ольга решительно отказала Владимиру Чехову и просила больше не преследовать ее.

Владимир застрелился.

И в этом обвинили опять же Ольгу…

Михаил Чехов вспоминал:

«…двоюродный брат мой Володя застрелился, похитив браунинг из моего письменного стола. Я приехал проститься с телом брата накануне его похорон. Три момента запечатлелись в моей памяти. И.П. Чехов (отец Володи) неподвижно и молча стоит в дверях дальней комнаты – прямой, худой, с вытянутой шеей, с высоко поднятыми бровями, как бы вглядываясь вдаль или прислушиваясь к неясному звуку. Нос его заострился. Костюм висит, как с чужого плеча, и складки брюк внизу падают так, что он кажется прикрепленной к полу деревянной фигуркой. На мой поклон он не ответил. Мать Володя сидит в кресле со спокойным, почти улыбающимся лицом. Я никогда не видел ее такой нежной и простой. Но я с трудом узнаю ее лицо. Те же знакомые мне черты, но за ними – другое, новое, совсем незнакомое мне существо.

– Поди к нему, Миша, – шепчет она, – но, пожалуйста, голубчик, не кричи.

Вижу лицо Володи в гробу. Он не изменился. Таким я знал его, когда он бывал весел. Часто мы оба мазали себе лица красками или жженой пробкой, изображая клоунов или играя шарады. И теперь лицо его покрыто, как бы в шутку, черно-синими пятнами. На голове повязка, как будто он изображает смешного турка в чалме. Я не могу ощутить смерти, и это особенно тяжело мне».

Михаил ярко, красиво, демонстративно страдал из-за смерти брата. Свекровь и нянька плакали и бросали на Ольгу ненавидящие взгляды. Но Ольге было все равно. Совсем все равно. Слишком плохо жилось ей сейчас, слишком много было в ее повседневности настоящих страданий, чтобы почувствовать боль из-за гибели человека, который только и делал, что досаждал ей. И даже своею смертью снова сумел досадить.

А Миша те дни, когда Ольга не могла сопровождать его, попросту оставался дома и пропускал спектакли.

Из письма Михаила Чехова К.С. Станиславскому (датируется приблизительно 31 мая 1917 года):

«Я бы не позволил себе писать Вам обо всем этом и передал бы лично, найдя Вас в театре, но так как эти дни я не выхожу один на улицу, а жена моя не всегда может провожать меня (она поступила на службу), то я волей-неволей должен писать Вам».

В мае 1917 года Ольге Книппер-Чеховой только-только исполнилось двадцать лет… А она была уже женой и матерью – женой алкоголика и безумца! Правда, очень скоро «помешательство» Михаила Чехова утратит вдруг свою остроту, да и пить он перестанет на длительное время… Но она еще этого не знает. И ей положение кажется безнадежным.

Идет война. Уже случилась революция – и назревает вторая. Какое-то темное брожение в стране… Что-то близится страшное… Это чувствуют все. А она – с маленькой дочерью на руках, и не на кого ей опереться! Она словно снова блуждает в том темном лесу, не может найти дорогу к свету. Но в ту ночь некая чудесная сила спасла ее и указала путь. А сейчас? Есть ли сила, которая может ее спасти? Самой ей уже не выбраться из этой трясины. Она чувствует себя беспомощной, она не знает, что ей дальше делать.