Альбрехт Кессельринг - Солдат до последнего дня. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947

КАПИТУЛЯЦИЯ

В конце марта генерал Реттингер, который был моим начальником штаба, когда я занимал должность командующего Юго-Западным фронтом, несколько раз звонил мне и просил приехать, чтобы обсудить сложившееся положение. Я не мог позволить себе отвлекаться на решение проблем групп армий, которые не были мне подчинены. Однако в апреле генерал Реттингер оказался в моем подчинении. Поэтому 27–28 апреля я отправился в Инсбрук, чтобы встретиться с ним там. Это позволяло мне сэкономить время, поскольку Инсбрук был расположен на равном расстоянии от тех мест, где мы находились. Совещание проходило в доме гауляйтера в присутствии фон Витингофа и нашего посла в Италии доктора Рана. Генерал СС Вольф, который также должен был в нем участвовать, задержался где-то из-за действий партизан.

Гауляйтер произнес длинную вступительную речь, в которой говорил о политической ситуации, о своей недавней беседе с Гитлером и о безнадежном положении на Южном театре военных действий. Заканчивая свое выступление, он высказался в том плане, что, пока не поздно, мы должны изучить вопрос о капитуляции, но, разумеется, решение о сдаче следовало принять только в том случае, если продолжать вооруженную борьбу будет невозможно. Затем он ненадолго вышел из комнаты, а Ран и Витингоф заметили, что всего несколько дней тому назад гауляйтер пел совсем другую песню. Это заставило меня насторожиться.

Далее Витингоф доложил о военной обстановке, которая угрожающе ухудшилась и должна была привести к разгрому. Витингоф считал, что нужно обсудить вопрос о сдаче и принять на этот счет четкое решение, так как время еще позволяло это сделать. Доктор Ран хранил молчание.

Поскольку я не знал, что попытки установить контакт с американцами уже приняли форму переговоров о сдаче, я принял решение исходя из чисто военных соображений. До сих пор жалею, что Вольф, чье имя – не знаю, хорошо это было или плохо, – у многих неизменно ассоциировалось со мной, не присутствовал на совещании: он наверняка просветил бы меня на этот счет [18] . Я же, не зная тонкостей ситуации, настаивал на том, что мы в наших действиях должны исходить из общей обстановки и, будучи солдатами, обязаны выполнять приказы. Следовательно, мы не могли капитулировать до того момента, пока у нас не появятся основания с чистой совестью сказать, что другого выхода нет. По моему мнению, мы также должны были учитывать возможные косвенные последствия своих действий: преждевременная капитуляция группы армий С сделала бы невозможным удержание группами армий «Юго-восток» и G их позиций севернее Альп. Кроме того, я считал, что мы не можем упускать из виду психологические последствия этого шага для солдат и офицеров, сражавшихся вокруг Берлина и в самой столице. Мы должны были отодвинуть на второй план наши собственные интересы, заявил я.

Кроме того, я выразил уверенность или, точнее, надежду, что в действительности ситуация на фронте, как это уже не раз случалось раньше, будет развиваться в более благоприятном направлении, чем мы предполагали.

Против моего решения продолжать сражаться никто не возражал, и у меня сложилось впечатление, что после моего выступления Витингоф почувствовал себя увереннее. Конечно, если бы мне было известно во всех подробностях о тех действиях, которые предпринимались с целью договориться о всеобщей капитуляции, я бы, возможно, действовал иначе. Правда, я был связан моральными обязательствами, которые диктовали мне, что любая договоренность должна быть выполнена. Короче говоря, не желая, чтобы меня сочли человеком, который машет кулаками после драки, я не стану сегодня рассуждать о том, как поступил бы тогда. Но наверное, я не выбрал бы тот путь, который позже показался командующему Юго-Западным фронтом правильным.

Здесь я должен добавить, что двое офицеров, выступавших в качестве эмиссаров командующего Юго-Западным фронтом и генерала СС Вольфа, уже посетили меня в моем штабе в Пуллахе, неподалеку от Мюнхена. Предполагалось, что они посвятят меня во все секреты. Однако они были весьма немногословны и не сказали мне ничего такого, на что я мог бы опереться при принятии серьезных и далеко идущих решений. Один из лидеров «Австрийского движения за свободу» даже не добрался до меня, а ограничился тем, что передал мне с одним из моих офицеров полное загадок послание.

События, происшедшие после полного недосказанностей совещания в Инсбруке, были весьма неприятными и фактически привели в замешательство обе стороны. Когда я в ночь с 1 на 2 мая вернулся на фронт, мой начальник штаба доложил мне, что генерал Шульц счел дальнейшее сопротивление его наголову разгромленных армий бесполезным и просит меня немедленно санкционировать заключение перемирия.