Борис Тарасов: Чаадаев

Но не только философия, история и другие науки занимали одаренного студента. Молодой человек частенько менял наряды, платя большие деньги портным, сапожникам и шляпных дел мастерам. «Одевался он, — замечает Жихарев, — можно положительно сказать, как никто. Нельзя сказать, чтобы одежда его была дорога, напротив того — никаких драгоценностей, всего того, что зовут «bijou», на нем никогда не было. Очень много я видел людей, одетых несравненно богаче, но никогда, ни после, ни прежде, не видал никого, кто был бы одет прекраснее и кто умел бы столько достоинством и грацией своей особы придавать значение своему платью. Я не знаю, как одевались мистер Бруммель и ему подобные, и потому удержусь от всякого сравнения с этими исполинами всемирного дандизма и франтовства, но заключу тем, что искусство одеваться Чаадаев возвел почти на степень исторического значения».

По словам того же Жихарева, красавец Петр Чаадаев слыл одним из наиболее светских, даже самым блистательным из молодых людей в Москве, Он пользовался также репутацией «лучшего танцевальщика в городе по всем танцам вообще, особенно по только что начинавшейся вводиться тогда французской кадрили, в которой выделывал «entrechat» не хуже никакого танцмейстера».

Явное благоговение перед его личностью впечатляло и самого Петра Чаадаева, отделяло его в собственном мнении от окружающих и развивало в нем черты «жестокого, немилосердного себялюбия, которые, конечно, родились вместе с ним, конечно, могли привиться и расцвести только при благоприятных для них естественных условиях, но которые, однако же, особенно тщательно были в нем возделаны, взлелеяны и вскормлены сначала угодливым баловством тетки, а потом и баловством всеобщим». Интеллектуальное развитие Петра Чаадаева, соединенное со светской «образованностью», не дополнялось сердечным воспитанием, цель которого заключается в преодолении духовного эгоизма для братского единения «в высшем синтезе» с другими людьми, со всем миром. Такая односторонность будет им мучительно переживаться, окажется одним из источников своеобразия и подвижности его философских размышлений. Пока же красивый, элегантный, обаятельный, а вместе с тем тщеславный и самолюбивый молодой человек, обладающий незаурядным умом и обширными знаниями, особенно не задумывается о недостатках своего развития. Ведь впереди его ожидает блестящая карьера, направляющая мысли в совсем иное русло.

После завершения университетского курса братья Чаадаевы оказались перед выбором дальнейшего жизненного пути. Предстоящий выбор облегчался семейной традицией — многие родственники Михаила и Петра как по отцовской, так и по материнской линии в разное время служили в лейб-гвардии в Семеновском полку, основанном еще Петром I и прославившемся во многих военных походах, начиная с Северной войны. В первых десятилетиях XIX века это был, по выражению современника, «государя любимый гвардейский полк, где лучший корпус офицеров по выбору самого царя» и где пополнение осуществлялось в основном за счет камер-пажей и молодых дворян из самых титулованных фамилий. Сам будущий государь командовал полком, а затем стал его шефом.

Щербатовские связи молодых Чаадаевых легко устраняли различные внешние препятствия, и вскоре после окончания университетских занятий они вместе с теткой поехали в Петербург, куда несколько ранее в тот же Семеновский полк отправился их двоюродный брат Иван Щербатов.

«Любимейший брат Иван Дмитриевич, — писал ему из Москвы Петр Чаадаев 7 декабря 1811 года, — наконец мы собрались в путь и, кажется, поедем недели через полторы. Я очень рад наконец получить основательное определенное бытие после почти целого года, проведенного в неизвестности судьбы своей. Я Вас уверяю, что это точно как будто я вижу конец весьма скучного путешествия. Но больше всех обстоятельств мне приятно, что я Вас в скором времени увижу. Впрочем, мне это не нужно было сказывать, так как, я знаю, Вы уверены в моей дружбе так, как я уверен в Вашей приязни, на которую полагаюсь…» Далее юный денди, истомившийся от студенческой жизни и жаждущий основательного места в общественной иерархии, просит двоюродного брата нанять «покои комнат в семь, каковые побольше и почище… в веселой части города». Привыкшему к комфорту юноше также хотелось бы, чтобы покои эти были «с меблями» и заранее истоплены к приезду их жильцов.

Пока Иван Щербатов исполнял поручение родственника, будущие офицеры сделали небольшую остановку в Твери и повидались там с профессором Буле, который (он теперь служил библиотекарем у великой княгини Екатерины Павловны) отговаривал их от избранного пути: «Не ходите, господа, в военную службу, вы не знаете, как она трудна».