Франко Праттико - Перчинка (не полностью)

Теперь Марио бежал один. Вокруг него стоял непрерывный дробный стук автоматных очередей. До ближайшего переулка оставалось метров триста. Он бежал зигзагами, чтобы помешать немцам как следует прицелиться. Неожиданно он почувствовал, что по спине у него течет что-то горячее, но он не ощутил никакой боли, и ему даже в голову не пришло, что он ранен. До переулка оставалось двести метров. Вдруг он резко остановился. У входа в переулок, целясь в него из автоматов, стояли трое немцев. Марио круто повернулся и бросился в противоположную сторону. Но в этот момент автоматная очередь стегнула его по ногам, и он упал.

- Конец, - пробормотал он и закрыл глаза. Шум и голоса, раздававшиеся вокруг него, словно вдруг отодвинулись, перестали его касаться, стали какими-то мягкими, как вата, и вместе с тем тяжелыми, словно удары, которые сыпались на него градом, причиняя боль. Он не мог двинуться, не мог защититься.

Он вспомнил о Перчинке, и ему захотелось еще раз увидеть его, рассказать мальчику о том, чего тот не знал. Ему захотелось объяснить Перчинке, почему он выбрал этот путь и за что сейчас умирает. Хотелось сказать, как это важно для него, родившегося на другом конце страны, умереть в этом городе, в это дождливое утро.

Его пальцы, которые конвульсивно шарили по земле, пытаясь найти что-нибудь холодное, покрыла липкая грязь. Он словно плыл куда-то, как бывает во сне, а вслед ему, удаляясь, затихая, летели чьи-то крики. Потом он открыл глаза и увидел перед собой обвалившуюся стену дома, возле которого упал. Вокруг стоял топот солдатских сапог. На одну минуту ему даже показалось, что он различил над собой лицо немецкого офицера но не почувствовал ни ненависти, ни гнева. Сейчас все уже было не так, как несколько минут назад. Он сделал то что должен был сделать, он с лихвой уплатил по всем счетам, предъявленным ему жизнью

Марио закрыл глаза и не услышал выстрела офицерского пистолета.

Своих убитых немцы унесли с собой. В скверике остались только тела дона Доменико, старухи и патриотов. С неба продолжал сыпаться мелкий дождик, заботливо смывая пятна крови. Старуха словно прикорнула на каменных плитах тротуара, как в те времена, когда она проводила целые ночи на церковной паперти.

Сальваторе и солдат-калабриец лежали, обнявшись, на дне изуродованного миной бассейна. Комиссар блестящими глазами уставился в небо, а Марио, казалось, спокойно заснул у стены старого дома. Дождь все не унимался и под конец разошелся вовсю. Даже запах порохового дыма, окутывавшего место перестрелки, рассеялся, заглушённый теплым и нежным ароматом мокрой травы.

Из переулка вышел Перчинка и присел рядом с Марио. Он нежно погладил друга по щеке и стиснул зубы, чтобы не заплакать. Незачем было проливать слезы. Да Перчинка и не умел этого. Нет, он не должен сейчас плакать. Если бы Марио узнал об этом, он бы, наверное, здорово разозлился. Мальчик снова ласково погладил колючую" щеку друга. Тот лежал спокойно, будто ему очень нравился и этот дождик, и теплая неаполитанская осень.

- А-а! - закричал вдруг Перчинка и вскочил на ноги.

Крупные капли дождя стекали по его худенькому личику. Он впился зубами себе в правую руку, так что на ней выступила кровь, и бегом бросился обратно в переулок, ни разу не оглянувшись назад.

Глава XIII

НАСЛЕДСТВО ПРОФЕССОРА

Двадцать восьмого сентября полковник Шолл, заложив руки за спину, расхаживал по своему кабинету. Итак, американцы вплотную подошли к Неаполю. Ну что ж, прекрасно! Все равно они не осмелятся войти в укрепленный город. Они прекрасно знают, что он может стать для них мышеловкой. Да, любой другой укрепленный город, но только не этот! Полковник в сердцах швырнул недокуренную сигарету прямо на ковер и разразился отборными немецкими проклятиями в адрес этих черномазых неаполитанцев, которые осмелились без всякого приказа объявить войну немцам. Доннер веттер! Какой-то сброд смеет объявлять войну великой немецкой армии! Какая неслыханная наглость!

А в это время на площади Маццини огромным костром полыхала казарма. Тот самый "сброд", который так возмутил полковника Шолла, на глазах у немцев, несмотря на бешеную стрельбу, почти голыми руками захватил их собственную казарму и поджег ее.

В Вомеро шло настоящее сражение. Однако и тут кадровые немецкие части ничего не могли поделать с маленькими, кое-как вооруженными отрядами патриотов. "Черномазые неаполитанцы" оказались чертовски хитрым и коварным противником! Они умели в два счета вывести из строя любой танк и знали, что нужно сделать, чтобы обезвредить целую батарею орудий.