Яков Айзенштат - Записки секретаря военного трибунала.

На мой взгляд, попытки перехода на сторону противника редко объяснялись политическими, идеологическими соображениями. Перебежчики, как и дезертиры, как и членовредители, как и симулянты, как и уклоняющиеся от призыва по мобилизации, стремились к одному — сохранить свою жизнь. Число таких преступлений возрастало, когда на фронте складывалась тяжелая обстановка, когда предстояли большие бои. Солдат, боясь погибнуть в предстоящей мясорубке, решал, что лучше он перебежит к противнику и отсидится в плену или инсценирует ранение и отсидится в госпитале. Особое упорство проявляли многие дезертиры. Давно кончилась война, а они, боясь уголовной ответственности, продолжали сидеть в подполье или на чердаке. Сидели так 15, 20 и более лет. Между тем, они могли не опасаться уголовной ответственности, ибо по окончании войны был издан Указ об амнистии всех виновных в совершении воинских преступлений, включая дезертирство.

Часть из стремившихся сохранить свою жизнь шла по пути нанесения себе телесных повреждений, которые бы перевели их в состав раненых с последующей эвакуацией в тыл. Чаще всего практиковались «самострелы». Солдат сам стрелял себе в руку или по его просьбе выстрел производил другой боец. Иногда доверявшие друг другу бойцы обменивались выстрелами. «Самострелы» были частым явлением в пехотных частях, сформированных даже из русских, украинцев, белоруссов, но в соединениях, сформированных из азербайджанцев, армян, узбеков, «самострелы» носили каждодневный и массовый характер. Особо частым являением «самострелы» стали летом 1942 года при отступлении Красной армии по всему Южному фронту.

Следователи фронтовых военных прокуратур научились быстро распознавать самострелы.

Элементарная криминалистическая экспертиза внешнего вида раны устанавливала, что выстрел произведен с близкого расстояния, а не противником. Об этом свидетельствовали следы копоти и порошинки по краям раны. Членовредители быстро разоблачались. Тогда они стали применять простую уловку. Руку, в которую собирались произвести выстрел, обматывали тряпками, и выстрел производили через тряпки. Следы копоти и порошинки оставались на тряпках, а их выбрасывали. Военные следователи иногда находили эти тряпки, и они были косвенными уликами. Многие членовредители стали поступать совсем по-другому, пошли по пути «голосования». Боец высовывал руку из окопа и ждал выстрела со стороны противника. Такого членовредителя разоблачить было сложнее, если не было свидетелей его «голосования», готовых дать показания по этому поводу. Многие членовредители отрубали себе топором один или несколько пальцев. Каждое такое трибунальское дело было психологической загадкой. Человек вроде из трусости шел на совершение действий, которые требовали определенного мужества. Помнится дело по обвинению в членовредительстве одного сибиряка. Он отрубил себе топором сначала один палец. Ему показалось мало. Тут же он отрубил последовательно один за другим еще два пальца.

Статья 193 12Уголовного кодекса РСФСР в редакции 1926 года, действовавшая во время Второй мировой войны, гласила: «а) Уклонение военнослужащего от несения обязанностей военной службы путем причинения себе какого-либо повреждения или путем симуляции болезни, подлога документов или иного обмана — карается лишением свободы на срок до пяти лет; б) то же преступление при наличии отягчающих обстоятельств карается лишением свободы на срок не ниже трех лет; в) то же преступление, совершенное в военное время или в боевой обстановке, карается высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества».

Мне довелось участвовать в рассмотрении сотен дел о членовредительстве, и как правило по ним выносился смертный приговор. Часто Военный трибунал и не мог вынести другого приговора. Уголовный кодекс предусматривал в военное время или в боевой обстановке только одно наказание — расстрел. Правда, можно было применить статью 51 этого же уголовного кодекса о переходе к другой, менее тяжкой мере наказания, т. е. к лишению свободы. Но этого нельзя было сделать обычно по двум причинам: не было связи с тылом и некуда было посылать осужденного для отбытия лишения свободы; нельзя было присуждать к лишению свободы и потому, что это означало, что членовредитель добился своего. Его отправляют в тыл, жизнь его сохранена. Это было бы поощрением для других потенциальных членовредителей.