Федор Раззаков - Кумиры. Тайны гибели

— Вы, товарищ Фадеев, кто?

Фадеев похолодел. Он явственно почувствовал в этом вопросе какой-то подвох, но какой именно, никак не мог сообразить. Между тем пауза затягивалась, и Фадеев понимал, что его молчание только усугубляет ситуацию. Наконец он ответил:

— Я писатель, товарищ Сталин.

Как оказалось, тот ждал именно такого ответа. Потому что он смерил гостя презрительным взглядом и произнес:

— Вы говно, товарищ Фадеев, а не писатель. Писатель — это Чехов Антон Павлович. — И Сталин похлопал ладонью по раскрытой книге, которая лежала перед ним на столе. — Мало того, что вы написали беспомощную книгу, вы написали еще идеологически вредную книгу. Вы изобразили молодогвардейцев чуть ли не махновцами. Но разве могла существовать и эффективно бороться с врагом на оккупированной территории организация без партийного руководства? Судя по вашей книге — могла.

Сталин выдержал паузу, видимо, надеясь, что Фадеев сделает попытку защищаться. Но тот молчал, стиснув зубы и сжав кулаки. И тогда Сталин раздраженно махнул рукой и произнес:

— Идите и думайте, товарищ Фадеев.

После этой аудиенции многочисленные критики как по команде (а такая команда действительно была дана из Кремля) обрушились на роман. Кульминацией этих событий явилась редакционная статья в «Правде» от 3 декабря 1947 года. После этого Фадеев вынужден был сесть за переработку первого издания. Однако не только в отсутствии четкой идеологической линии обвиняли тогда Фадеева. Были и упреки пострашнее. Фадеев писал книгу, основываясь на результатах следствия. Однако оно в своих заключениях пошло по ложному следу: один из бывших полицейских оклеветал члена штаба В. Третьякевича. И хотя Фадеев вывел предателя под фамилией Стахович, но большинство читателей догадались, о ком идет речь (этому помог и сам Фадеев, который, упоминая в романе фамилии восьми членов штаба, не назвал только одно имя — Третьякевича). Была в книге и масса других неточностей и несправедливостей. В 50-е годы их сумел установить и вынести на суд общественности журналист Ким Костенко. Что же он узнал?

Оказывается, комиссаром «Молодой гвардии» был отнюдь не Олег Кошевой, а тот самый Виктор Третьякевич. Однако Фадеев оказался под влиянием местного отдела КГБ (его консультировал майор-особист), который имел свой взгляд на события недавнего прошлого. В итоге Фадеев был направлен в дом к матери Кошевого, жил у нее и заходил только в те дома, которые указывала ему она. Буквально все родители молодогвардейцев были обижены за это на мать Кошевого.

А семью Третьякевичей после выхода романа в свет просто возненавидели. Брат Виктора капитан Владимир Третьякевич прошел войну, хотел продолжать военную карьеру, но «благодаря» роману лишился всего. Клеймо «брат предателя» на многие годы легло на него. То же самое произошло еще с одним братом Виктора — Михаилом. Во время войны он был комиссаром партизанского отряда, а демобилизовавшись, должен был занять пост секретаря обкома по идеологии. Но назначение не состоялось — Михаила отправили работать на мельницу. К тому времени с памятника-пирамиды на могиле молодогвардейцев уже была сбита фамилия Третьякевича, и его мать только под покровом темноты могла приходить на могилу сына.

Правда в отношении Третьякевича восторжествовала только спустя тринадцать лет после выхода первого издания романа — в 1960 году он был удостоен (посмертно) ордена Отечественной войны 1-й степени как «первый комиссар «Молодой гвардии». После этого значительные правки внес в свой фильм и Сергей Герасимов. В финальных кадрах картины предатель Стахович ползал на коленях перед молодогвардейцами, приговоренными к смерти, и молил простить его за малодушие. В новой редакции Герасимов этот эпизод вырезал. Более того, был переозвучен финал картины — отныне диктор в числе прочих героев-молодогвардейцев называл и Виктора Третьякевича.

Но история с Третьякевичем оказалась не последним открытием Костенко. Ему удалось доказать, что Фадеев, мягко говоря, ошибался и в отношении двух других предателей — Лядской и Выриковой. По версии писателя, эти подружки прислуживали немцам, за 23 марки в месяц работали осведомителями в гестапо. Между тем эти «подружки» в действительности даже не знали друг друга, каждая из них считала, что вторая фамилия в романе — плод писательской фантазии. Эта фантазия дорого стоила обеим — им пришлось пройти через ГУЛАГ, и только спустя много лет они были реабилитированы.