Энди Дуган - Неприступный Роберт де Ниро

Для взрослого Де Ниро полное вживание в роль есть своего рода «мастерское клеймо». Признаки этой абсолютной увлеченности проявились еще в возрасте четырнадцати лет, на нью-йоркских улицах. Ученики школы Элизабет Эрвин подвергались измывательствам итальянской шантрапы, которая занималась реквизицией денег на завтраки… То ли Де Ниро ощутил силу больших чисел, то ли он просто по-детски был очарован «гангстерским» поведением этих молодчиков, но по окончании школы он становится «итальянцем». Его погруженность в эту роль была абсолютной. Он воспылал любовью к блестящим шелковым костюмам и стал ходить на католические мессы со своими новыми приятелями. Он часами глазел на взрослых «крутых парней», которые торчали на Мотт-стрит в Маленькой Италии, — вероятно, эти наблюдения помогли ему впоследствии, когда, играя роли подобных типов, он сделался поистине интернациональной звездой экрана.

Хотя его увенчали настоящей «воровской» кличкой «Бобби Молочко», имея в виду его хилую комплекцию, но считать его и его приятелей бандой в современном смысле слова (когда под бандитизмом мы разумеем убийства посреди бела дня и торговлю наркотиками) — изрядное преувеличение. Тогда его отец был крайне встревожен, но навряд ли группа подростков, в которой состоял сын, представляла сколько-нибудь значительную угрозу для общественного спокойствия. Непрекращающиеся попытки всех его знакомых представить детство актера как розовый сон явно вступают в противоречие с его собственным желанием представить свое детство «поинтереснее». Наверное, шайка подростков дала ему ощущение себя как свойского парня и породила некоторые долгие дружеские связи. Он до сих пор близок с Клемом Казерта, но главное даже не это: во время своих шатаний по Мотт-стрит он впервые, вероятно, встретил свое артистическое второе «я», которого он затем сыграет в фильме Мартина Скорсезе.

Актерская игра давала ему, вероятно, и ощущение идентичности, пусть даже заемное, и вскоре эта идея снова оказала влияние на подростка. Де Ниро обещал матери дать ответ после своей трансконтинентальной одиссеи. И вот, когда он вернулся, уже в возрасте семнадцати лет, он объявил ей, что намерен стать актером и что хочет обучаться в консерватории Стеллы Адлер. В ответ на резонное возражение, что Стелла Адлер не примет его без аттестата об окончании школы, он заявил, что станет посещать днем консерваторию, а вечером — занятия в школе, для получения аттестата.

Впервые Де Ниро встретил Стеллу Адлер в период своих субботних посещений театральной студии. Адлер была блестящим проводником системы Станиславского в театре. Посещая впоследствии ее классы в «Консерватории актерского искусства» в Гринвич Виллидж, Де Ниро неосознанно повторял путь Марлона Брандо, который также был учеником Стеллы Адлер. Адлер была наставницей суровой, все у нее было строго расписано и распротоколировано, хотя всячески поощрялось творческое вдохновение. Существовали строгие правила касательно одежды: белые рубашки с черными брюками и черными ботинками у юношей, блузки с высоким воротом, туфли на каблуках и убранные с лица назад волосы — для девушек. Когда Адлер входила в класс, всем надлежало встать и в унисон произнести: «Доброе утро, мисс Адлер! Мы рады видеть вас и готовы вместе с вами пуститься в путь на поиски нашего искусства!» Затем Стелла Адлер, как пишет «Нью-Йорк Таймс», начинала «орать, греметь, оскорблять, поносить, подкалывать, а иногда даже хвалить своих студентов…» Она обучала использованию того, что называла творческим воображением в собственной версии системы Станиславского, которая предусматривает освоение роли от внутреннего к внешнему. Ее взгляды на обучение актерскому ремеслу были столь же тверды и бескомпромиссны, как и ее методы. Де Ниро попал примерно в ту же ситуацию, в какой оказались в свое время его родители в школе Гофманна — там не существовало выбора: удача или неудача. Там надо было либо блистать, либо уйти в полное забвение.

«Учитель должен вдохновлять, — сказала однажды Стелла Адлер. — Учитель должен побуждать. Но научить играть невозможно. Вы можете только стимулировать то, что уже имеется».

Однако она понимала, что из себя представляет подросток Де Ниро. Она называет одну из сценок, сыгранных им в ее классе, одной из лучших, какие ей только приходилось наблюдать.

Впрочем, что касается обещаний, данных матери, Де Ниро выполнил только одну часть. Хотя он действительно посещал по вечерам высшую школу, он так и не закончил ее. По иронии судьбы, отметки у него были прекрасные, и решение не получать аттестат принадлежало только ему самому. Для окончания курса ему не хватало трех зачетов, и он решил, что не станет сдавать последний предмет. Это было его внутренним решением относительно своей будущности. Ему не нужен был диплом высшей школы. Именно таким образом Де Ниро всегда решал важные проблемы в своей жизни. Один человек, знавший его в те времена, вспоминает, что Де Ниро хотел всем показать, что сам факт получения аттестата ничего не значит: он получил бы его, если бы хотел; но он не захотел.