С тех пор я бывал в Индонезии много раз и завел там много друзей. Сегодня в Бандунге работает радио- и телевизионный завод «Филипс-Ралин», это довольно крупное предприятие.
Африка
Огромный Африканский континент таит в себе невообразимый потенциал. Я бывал там неоднократно, особенно в Восточной Африке.
Во время моего первого визита в Кению меня сопровождал мой сын Тон, который длительное время работал в Африке с движением «Моральное перевооружение» и хорошо изучил некоторые страны. В тот раз в Найроби нас принимал президент Кении Джомо Кениата. Поздоровавшись, он сразу сказал:
— Знаете, господин Филипс, когда я был в изгнании, то смог за полцены купить филипсовский приемник и благодаря этому следить за всем, что творилось в мире. — Под «изгнанием» он подразумевал свое участие в 1953 году в партизанском движении «Мау-Мау». Я заметил, что ему повезло больше, чем мне: когда я был в тюрьме, нам радио не дозволялось. Кениата спросил, когда я был «внутри». Во время немецкой оккупации, сказал я.
Затем мы обсудили работу моего сына, который за несколько месяцев объездил всю Кению, показывая снятый «Моральным перевооружением» фильм «Свобода» на языке суахили, и президент воскликнул:
— Да ваш сын Антон знает землю кикуйю лучше меня!
Тон, которого поражало обилие лозунгов разрушительного содержания, сказал Кениате:
— Господин президент, нужно, чтобы ваш голос был лучше слышан по всей Африке. Он должен звучать, как рык льва!
Видимо, эти слова что-то значили для Кениаты. Неделей позже мы оказались в угандийской столице Кампала, где располагался факультет права Университета Восточной Африки — университета, общего для Уганды, Кении и Танзании. Джулиус Ньерере, президент Танзании, в торжественной обстановке вручил Кениате диплом о присвоении почетной степени доктора права. Тут мы стали очевидцами того, как понимают в Африке юмор. Огромный Кениата высился над маленьким, хрупким Ньерере. Когда ему пришлось наклониться, чтобы принять знак его нового достоинства, зрители покатились со смеху.
Затем президент Кениата произнес речь. Начал с шутки насчет того, что сегодня людям, чтобы занять какой-нибудь пост, непременно нужно хоть какое-то звание.
— Единственная должность, для которой не нужно диплома, — это министр правительственного кабинета, а требования к президенту и того меньше! До сих пор я умудрялся справляться безо всякого звания. Но сегодня для меня великая честь получить степень доктора права.
— Мы счастливы тем, что освободились от империализма, — продолжил Кениата. — Это огромное достижение! — Тут он возвысил голос: — Но нам следует опасаться еще более страшной опасности, а именно — проникновения в наши ряды ложных идей. Надо быть начеку, чтобы не пойти по дороге, которая приведет нас к доле еще более горькой, чем та, от которой мы только что ушли.
Раздались громовые аплодисменты. Сидя рядом с послом Китайской Народной Республики, я заметил, что ни он, ни его жена не аплодируют.
Из наших многочисленных бесед с президентом Ньерере особенно отчетливо мне вспоминается одна. Это произошло в 1967 году, когда я проездом был в Танзании. Он поинтересовался, имеем ли мы дело с КНР. Я ответил — объем торговли с этой страной таков, что им можно пренебречь. Поскольку Танзания тесно сотрудничала с Китаем, Ньерере спросил, в чем же дело.
— Господин президент, — сказал я, — во время войны моя страна была оккупирована немцами, и мне довелось близко познакомиться с национал-социализмом. Это была диктатура. И неважно, какой этикеткой, каким названием она прикрывается, любой диктатор всегда хочет только одного. Он хочет освободить людей от их собственной совести и заменить ее диктатом государства. Я сам, своими глазами видел, что это означает гибель души народа. Видывал я и коррупцию, но тотальная атака на душу народа куда страшнее. Поэтому я решил, что такому режиму — не важно, как он называется — национал-социалистическим, коммунистическим или как-то иначе, — если он радикально не изменится, руку помощи не протяну.
Тут разговор неизбежно перешел на Южную Африку, страну, которую я посещал много раз. Я сказал Ньерере, что, сколько ни возмущайся тем, что есть неправедного в ЮАР, там имеется один позитивный фактор, отсутствующий во всей остальной Африке, — свободная пресса. Когда дела идут не так, как должно, об этом открыто пишут газеты.
— Я чувствую родство с африканерами, поскольку мы, голландцы, из одного с ними племени. Поэтому я постараюсь помочь им, хоть и расхожусь с ними политически. Подобно нам, голландцам, они упрямые люди. Пинками их быстрей двигаться не заставишь. Да, в Южной Африке нужны перемены, но как быть с другими странами континента? ЮАР — не единственное государство, виновное в применении репрессий. До меня дошли слухи об ужасах, творящихся в Занзибаре, но я не стал бы судить о правительстве этой страны только по слухам. Белое меньшинство, — заключил я, — боится, что их загонят в море. Я не вижу другого выхода — о кровавой бойне не говорю, кроме такого, когда белые и черные найдут новую основу для совместного существования — основу, опирающуюся на принципы равенства и доверия.
Читать дальше