Андрей Кручинин - Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Бубнов и Колчак были знакомы по военно-морскому кружку, вместе служили в Морском Генеральном Штабе, преподавали в Академии. Бубнов, всю жизнь прослуживший на Балтике, мог недостаточно хорошо знать черноморских офицеров, а мог и не очень доверять им, предполагая возможность сохранения тех же настроений, которые он приписывал Эбергарду и с которыми собирался столь решительно бороться. Поэтому предположение Тимирева об отсутствии «черноморских кандидатов, могущих соперничать с Колчаком в популярности», кажется верным лишь наполовину – в расчет явно принималась «популярность» не у самих «черноморов» (конечно, слышавших о Колчаке, но вряд ли перед ним преклонявшихся), а у офицеров морского штаба Ставки… да, может быть, и у невоенной «общественности», – например, думской, которой имя Колчака было хорошо известно с довоенных времен как горячего патриота и одновременно борца с «рутиной» и «бюрократией».

Еще более правдоподобно звучат другие предположения Тимирева: «Я почти уверен, что Колчак до своего назначения ничего о нем не знал, а также не предполагал, какие хитросплетенные интриги ведутся в Ставке. Прошло всего несколько месяцев, как он получил назначение, о котором давно мечтал, и было вполне естественно ожидать, что его оставят в покое хотя бы до закрытия навигации. Если ему и приходила в голову мысль о каком-либо будущем повышении по службе, то наверное это касалось лишь Балтийского флота: слишком уж было несообразно ожидать, чтобы адмирала, хотя бы и сверх-выдающегося, во время самого разгара войны вырвали из знакомой обстановки и назначили в совершенно чуждую, да еще на высший командный пост»; «неожиданностью назначения в Ставке били наверняка: там знали, что Колчак не такой человек, чтобы во время войны отказаться от боевого назначения, хотя бы и нежелательного для него самого». Справедливость этих рассуждений как будто подтверждается действиями Бубнова, которому показалось недостаточным провести назначение Колчака: он лично отправился в Ревель, где Александр Васильевич сдавал командование дивизией, – по собственному признанию, «чтобы сопровождать его на пути к его новому назначению и, не теряя времени, изложить ему во всех деталях обстановку в Черном море, с которой он не был знаком, так как никогда в этом море не служил».

Возможно, что Колчак к этому времени уже был ориентирован относительно роли Кетлинского, какой она представлялась Бубнову и его единомышленникам. В свете этой информации выглядела необходимой смена флаг-капитана по оперативной части, и Александр Васильевич обратился к командиру эсминца «Казанец» капитану 2-го ранга М.И.Смирнову (будущему адмиралу) – также своему старому знакомому по военно-морскому кружку и Морскому Генеральному Штабу. «Я считаю, что командующий флотом и флаг-капитан должны иметь одинаковые взгляды на ведение войны, я знаю ваши взгляды и потому предлагаю вам ехать со мной», – так передается Смирновым предложение Колчака, которое было им сразу же принято, несмотря на то, что с новым начальником Минной дивизии адмиралом М.А.Кедровым Смирнов также был близко знаком (они вместе были командированы в Англию в начале войны)… а может быть – именно поэтому: большой популярностью и симпатиями Кедров не пользовался.

«Очень способный офицер и прекрасный работник, он всегда с редкой настойчивостью стремился к одной цели: сделать блестящую карьеру. Как все убежденные карьеристы, он был сух и скорее недоброжелателен по отношению своих сослуживцев и подчиненных [24] Так в первоисточнике. . Он обладал сильной волей и настойчивостью, но не был талантлив: его деятельность лишена была творчества и вдохновения. Кроме того, он был сравнительно молод (почти на четыре года моложе Колчака. – А.К.) и своим назначением садился на шею многим офицерам Минной Дивизии, которые были и старше его, и много опытнее и заслуженнее», – вспоминает о Кедрове Тимирев; «способный математик, но ненасытный честолюбец», «ненадежный», – характеризует его же Пилкин, под «математическими», очевидно, имея в виду артиллерийские, а может быть, и навигационные способности Кедрова. Эти отзывы, кажется, все-таки отличаются некоторой односторонностью – Кедров был, не говоря о перечисленных качествах, еще и заслуженным боевым офицером, сражавшимся в Порт-Артуре, а после прорыва из блокированной крепости броненосца «Цесаревич», на котором он служил, и интернирования в Циндао, – добровольно поступившим на эскадру адмирала З.П.Рожественского и участвовавшим в Цусимском сражении. Даже если считать все это проявлением честолюбия и карьеризма, уважения такая биография не могла не вызвать… но отношения с сослуживцами и подчиненными у Кедрова, похоже, действительно не складывались.