Андрей Кручинин - Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Находя себя вполне достойным поста Главнокомандующего, в диктаторы Гайда отнюдь не рвался. Быть может, он и свои позиции военачальника намеревался укрепить с помощью какого-нибудь авторитетного русского имени (существует свидетельство, согласно которому во время владивостокской встречи «Гайда предложил Колчаку работать с ним на Екатеринбургском фронте», на что Колчак якобы согласился), а относительно перспектив установления диктатуры разговаривал 28 сентября с видным сибирским конституционным демократом В.Н.Пепеляевым, первым назвав в разговоре имя адмирала. Далее состоялся обмен многозначительными репликами: «Его возможно поддержать. Но когда это может быть?» – «Дней через 20. Чехов мне удастся убедить». Последнее обещание принадлежало Гайде…

Возможно, Александр Васильевич действительно заколебался, хотя, с другой стороны, скрывать «предложение работать с Гайдой» у него впоследствии как будто не было особых мотивов. Сделать предположение о колебаниях допустимо на основании письма, написанного Колчаком на имя генерала Алексеева и датированного 1 октября (Деникин считает, что здесь используется новый стиль, однако это кажется сомнительным). Такое письмо не очень увязывается с намерением лично явиться в распоряжение старого генерала, если только не увидеть в нем письменного доклада, подаваемого официальным путем независимо от личной встречи. Кроме того, через некоторое время после прибытия в Омск Колчак узнал, что Алексеев скончался в Екатеринодаре 8 октября, и это известие могло подействовать на него расхолаживающе: Деникин был храбрым и честным генералом с исключительными заслугами, но алексеевским авторитетом он в глазах Александра Васильевича, должно быть, все-таки не обладал. Тем не менее, решив официально «представиться Сибирскому правительству», Колчак в беседе с одним из министров – И.И.Серебренниковым – по-прежнему говорил о намерении отправиться на Юг.

«Адмирал вошел в мой кабинет в сопровождении своего секретаря, – рассказывает Серебренников. – Насколько припоминаю, оба они были в штатских костюмах. После кратких вступительных фраз, приличествующих случаю, у меня с адмиралом завязалась длительная беседа…

Я предложил адмиралу принять в той или иной форме участие в работе Сибирского правительства, но он ответил, что не намеревается надолго задержаться в Омске и в недалеком будущем, по всей вероятности, проследует на юг России, к Деникину».

Задержаться, однако, пришлось, и задержаться надолго. Именно к последующим месяцам, когда адмирал оказался вознесенным на пост Верховного Правителя, относится и большинство обвинений, направленных в адрес Колчака. Наиболее резкие раздаются из лагеря «революционной демократии», обвиняя адмирала в «антидемократизме», «стремлении к диктатуре», покушениях на «народоправство» и на соответствующие институты, существовавшие к тому времени на Востоке России. Посмотрим, впрочем, внимательнее на сибирскую обстановку, сложившуюся до появления в Омске Колчака…

Как мы уже знаем, в Сибири существовало два правительства (Вологодского и Дербера), соперничавших друг с другом и возводивших свою генеалогию к Сибирской Областной Думе. Сам по себе вопрос о легитимности оставался, в сущности, спорным – Дума так и не собралась, состав кабинета, распавшегося затем на два, был утвержден на частном совещании, и, к примеру, Серебренников узнал о том, что он включен в число министров, значительно позже состоявшегося «избрания». В конце концов «дерберовский кабинет» спасовал перед кабинетом омским, за которым стояли военные, прежде всего – руководители подпольных организаций, теперь возглавившие строительство Сибирской Армии, полковники А.Н.Гришин-Алмазов и П.П.Иванов-Ринов [64] «Алмазов» и «Ринов» были их псевдонимами, сохраненными как память о подпольной борьбе. Оба офицера вскоре были за свои заслуги произведены Временным Сибирским Правительством в генералы. ; признал правительство Вологодского и Атаман Семенов, а затем – и «Временный Правитель» Хорват. Укрепив таким образом свои позиции, Временное Сибирское Правительство в качестве ближайшего соперника увидело… Областную Думу, чьим именем оно взяло власть, теперь намеревавшуюся, наконец, собраться и заявить о своих прерогативах как верховного государственного органа.

Несмотря на сильный соблазн вообще не допустить созыва Думы или созвать ее «только для того, чтобы позволить ей затем “самораспуститься”», кабинет министров все же решил не противиться первой сессии «сибирского предпарламента», но в дальнейшем, с ростом притязаний последнего, правительство склонилось к решению «немедленно прервать» его заседания. Затянувшийся процесс завершился лишь в ноябре в компромиссной форме «самороспуска» Думы; и все же с формальной точки зрения налицо было объявление более или менее случайной группою лиц (Советом министров) себя «верховною властью» и давление, вплоть до ликвидации, на «демократическое представительное учреждение». Подчеркнем, что все случившееся было внутренним сибирским делом, никак не затрагивало адмирала Колчака и характеризовало политические тенденции и нравы, существовавшие в Сибири независимо от его присутствия там.