Ариела Сеф: Рожденная в гетто

Корней Чуковский посоветовал вернувшемуся из лагеря Роману: «Пишите детские стихи – за них не посадят». У Романа за его жизнь вышло много сборников, его стихи переводились на разные языки. А жена японского императора так восхищалась стихами Романа, что пригласила его в гости в свой дворец.

Его семейный союз с Ариелой был удивителен. Они встретились посреди необозримого океана жизни, как два обломка корабля, бывшего некогда одним целым. И сразу оказались необходимы друг другу. Он – бывший зэк. Она – эмигрантка, уехавшая из СССР и прожившая трудную жизнь. Написавшая впоследствии, под занавес своей нелегкой судьбы, единственную книгу. Так и не успевшая ее напечатать. Прочитав эту рукопись, дивишься поразительной стойкости и упрямству доброты. Девочка, рожденная в еврейском гетто в годы войны, подброшенная на литовский хутор, идущие по следу полицаи и гитлеровцы… Повзрослев, вслед за своими родителями, она помогает страждущим… Тот же мотив: истерзанное сердце быстрее откликается на призыв о помощи, чем не изведавшее бед.

Они ушли вместе – Ариела и Роман… Добрый и красивая, мудрый и отзывчивая, смешливый и умевшая понимать… Вас будет очень не хватать друзьям и читателям.

Ариела Сеф – сестра моего друга и продюсера Бена Брамса – женщина необыкновенной судьбы и необыкновенного женского обаяния. Такие женщины имеют сильное влияние на мужчин, организуют их, являются центром притяжения, душой компании и семьи. У нее в семье было два брата: Бен – известный продюсер, мой товарищ, и Соломон – знаменитый английский хирург. Но душой семьи была Ариела. От нее исходила такая позитивная энергетика, такой порыв, который организовывал всю мужскую часть ее семьи. И, кстати сказать, не только семьи – а вообще всю мужскую часть, которая ее окружала. Когда мы работали с Беном на картине «Цареубийца», она сыграла очень важную и позитивную роль в процессе съемок, причем неформальную, потому что она ни за что не отвечала – она сестра продюсера, но в то же время это был человек, с помощью которого можно было решить многие проблемы. Не говоря уже о том, что с точки зрения вкусовых моментов она была просто изумительна, как человек, с которым можно было посоветоваться по всем вопросам. И хотя мы с Беном были друзья, наши интересы в какой-то момент сталкивались, как у режиссера и продюсера. И мы оба с ней советовались, и оба были абсолютно удовлетворены, потому что она находила тот единственный компромисс, который устраивал всех. Поэтому, во многом благодаря ей, у нас сложились идеальные отношения на этой картине.

А какая у нее судьба! Это не придуманная история для хорошего фильма. То, что она рассказывала… Ее родители, когда их отправили в каунасское гетто, подбросили маленькую Ариелу к дверям детского дома и впоследствии уговорили семью рыбака забрать ее себе. И в течение всей войны она росла в этой крестьянской семье. К счастью, ее родители выжили, и после войны их семья воссоединилась. Так что сама судьба как будто выделила ее и сохранила. А она до последних дней сохранила необыкновенную внутреннюю силу, жизнелюбие, живость глаз. У людей с возрастом появляется усталость в глазах. У Ариелы этого абсолютно не было. Ее глаза были всегда искрящиеся и юные. Вот наверное эти глаза, передающие ее необыкновенную женскую харизму, притягательность, в моей памяти останутся навсегда.

Вот говорю о ней сейчас, и как будто снова с ней встретился…

Я часто думаю теперь: как жаль, что я так редко говорила ей эти слова.

Сама Ариела не любила нежностей. Всякое внешнее выражение в глубине переживаемых чувств ей было чуждо, а в случаях самых горьких, самых существенных, как смерть матери, невозможно и непереносимо. Только в последние годы она вдруг стала называть меня «миленький». Впрочем, потеплев и оттаяв с годами, она стала называть так и других своих подруг. Но места, которые когда-то принесли ей боль и доставили глубокую горечь, она по-прежнему не выносила. Так, она никогда не ходила в прежде столь любимую ею Closerie des Lilas, куда много лет тому назад ей принесли сообщение о смерти отца.

В ранние годы нашей дружбы она называла меня большей частью «Аська». Когда в моей жизни происходила очередная невероятная катастрофа, она несла мне какой-нибудь подарок: духи, или краску для глаз, или собственного изготовления котлеты, которые она тащила вместе с горячей картошкой, накрытой салфеткой, по лестнице на пятый этаж моей квартирки на rue de la Harpe. Запыхавшись, она врывалась в узкую странную комнату под тяжелыми деревянными балками, похожую на корабль. И говорила строго и деловито, протягивая мне свое приношение и в то же время слегка отворачиваясь: «Вот, думаю, пусть Аська порадуется…»