Джой Адамсон: Моя беспокойная жизнь

Но что мне было делать дальше? Я сознавала, что никогда не смогу давать концерты, а быть преподавателем мне не хотелось. Отказавшись от музыкальной карьеры, я поступила на двухгодичные курсы кройки и шитья и получила диплом. Занимаясь на курсах, я проводила вечера за тем, что рисовала с натуры, изучала искусство реставрации картин и брала уроки пения. Я изучала также машинопись и стенографию и делала попытки оформлять афиши и обложки книг. Я, конечно, была довольно занята, но никак не могла ни на чем остановить свой выбор.

Во время летних каникул мы поехали в Зайфенмюле, где, несмотря на мою любовь к этому месту, проводить целые дни на теннисном корте или в плавательном бассейне надоело мне до безумия. Поэтому я спросила у Омы, не могу ли я брать уроки у скульптора Каппса, который жил недалеко от Зайфенмюле и недавно сделал мраморный саркофаг для нашего фамильного склепа. В то время он работал над огромной фигурой Христа, которая должна была украсить военный мемориал. Фигура изготовлялась из меди. Завороженная, я наблюдала, как он трудился, создавая фигуру по частям и затем соединяя металлические пластины воедино. Никогда раньше я не видела подобного метода работы. Я пробовала свои силы в изготовлении ваз с барельефом, а позднее занялась чеканкой серебряных тарелок, инкрустируя их полудрагоценными камнями. Но все-таки меня больше всего интересовала скульптура — особенно вырезание фигур из цельного куска дерева.

Моей первой резной работой была женщина, держащая в руках кролика (может быть, у меня в голове была мысль о Хаси?). Я была увлечена этим искусством, так как оно давало возможность использовать структуру дерева для передачи динамичности фигуры. Теперь мне казалось, что я нашла средство, с помощью которого смогу удовлетворить свое честолюбие художника.

Я была настолько поглощена резьбой, что не заметила, как Каппс стал проявлять ко мне повышенный интерес. Его брак с самого начала не был счастливым, а его знакомые в Заубсдорфе надоели ему, поэтому я, видимо, внесла новую струю в его жизнь. Пока он рисовал мой портрет, мне казалось, что он слишком пристально и довольно странно смотрит на меня, а когда позднее он сказал, что хотел бы изваять мою фигуру в обнаженном виде, я ответила отказом и уехала в Вену.

Мне было восемнадцать лет, я была высокой, стройной, но довольно несерьезной. Со своим вздернутым носиком я чувствовала себя Золушкой по сравнению с Трауте, которая имела красивые черты лица. Она пользовалась большим успехом у студентов, и ее всегда приглашали на вечеринки. Я лично считала большинство студентов скучными людьми, а многих определенно отталкивающими, поскольку их лица были «разукрашены» шрамами, полученными в поединках. Однако мне не хотелось чувствовать себя оторванной от того веселого мира молодежи, в котором жили Трауте, мои подруги и знакомые с курсов кройки и шитья.

Мы брали уроки танцев, чтобы подготовиться к нашему первому хофбургскому балу, который всегда проходил в императорском замке. С нетерпением ждала я этого торжественного вечера, но, когда он наступил, подумала, что кружиться в вальсе перед рядами глазеющих людей и пытаться улыбаться, когда партнер наступает тебе на ноги, слишком странная форма развлечения.

Чем больше я общалась со своими сверстниками, тем больше я убеждалась, что они более осведомлены в вопросах половых отношений, чем я. Не имея никого, кто мог бы поведать мне откровенную правду жизни, я при первой возможности пробралась в библиотеку, где нашла среди другой литературы несколько книг о рождении детей. Книги были содержательными, но довольно пугающими, поэтому я решила не вдаваться глубоко в этот предмет.

Однажды во время каникул я поехала кататься на лыжах и встретила молодого очаровательного венгра. Мы влюбились друг в друга, но вскоре он серьезно заболел и был вынужден уехать лечиться. Мы переписывались, а когда он выздоровел, то приехал в Вену повидать меня. У нас было много общих интересов, и он был приятным собеседником, но я чувствовала, что не люблю его настолько, чтобы выйти за него замуж, хотя он и пригрозил мне уйти в священники, если его предложение будет отвергнуто. Мы расстались друзьями, и я больше не встречала его в течение сорока лет. Когда мы наконец встретились вновь, он сообщил мне, что удачно женился, имеет милых детей, и я нашла, что он все еще очарователен. Наши дружеские отношения остались по-прежнему теплыми, и однажды я спросила его, обиделся ли он, когда я сказала, что не смогу выйти за него замуж. Он ответил, что, приехав в Вену повидать меня, конечно, надеялся на большее, чем дружба, но был поражен, увидев, насколько я выросла с тех пор, как мы вместе катались на лыжах во время каникул. Он признался, что считал неудобным при разговоре со мной смотреть на меня снизу вверх.