Дмитрий Табачник - Петр Столыпин. Крестный путь реформатора

Но одними экономическими реформами стратегия Мордвинова не ограничивалась — он считал, что родовитое дворянство должно обладать определенными политическими правами. Де-факто это являлось бы (при сохранении политической стабильности) переходом от самодержавия к установлению конституционной монархии по британскому образцу.

В общем, нельзя не заметить, что план мордвиновских реформ стал шагом к будущей столыпинской политике модернизации Российской империи, приведению ее в соответствие с вызовами времени. Общей, в значительной мере, была и нереализованность реформ: почти полная — мордвиновских и не доведенных до «увенчания здания» — столыпинских.

Двоюродный дед Петра Аркадьевича генерал-лейтенант Николай Алексеевич Столыпин (1781–1830) был одним из героев Отечественной войны 1812 года. Он был награжден орденом Святого Георгия 3-й степени (император Александр I своим рескриптом пожаловал его вместо более низкого — 4-й степени, к награждению которым Столыпина представил генерал Петр Христианович Витгенштейн) за сражение под Витебском, а в заграничных походах Николай Алексеевич отличился под Данцигом. В 1830 году, будучи севастопольским губернатором, во время чумного бунта генерал был захвачен при штурме губернаторского дома и потом обезумевшей толпой забит на улице дубинами и камнями. В этом факте нельзя не увидеть какой-то рок: так же — мученически — погиб еще один предок Столыпина — капитан в отставке Даниил Александрович Столыпин (1728–1773): он был зверски убит во время Пугачевского бунта в Краснослободске Пензенской губернии. Думается, Петр Аркадьевич не мог не вспоминать страшную смерть предков, когда выходил к предельно наэлектризованным демонстрациям в Саратове — тогда каждое неверное слово или движение могли стоить ему жизни.

Брат Николая Алексеевича Александр Алексеевич Столыпин хоть и не дослужился до генеральских чинов, но был храбрым офицером и состоял личным адъютантом Александра Васильевича Суворова во время Швейцарского похода.

Несколько выбивается из списка блестящих военачальников и офицеров прадед Петра Аркадьевича Алексей Емельянович Столыпин (1744–1810). Его увлечением было не военное дело, а коммерция. После службы в Лейб-кампанском корпусе и отставки в чине поручика Алексей Емельянович построил возле имения оборудованные по последнему слову техники винокуренные заводы и сумел получить (каким способом, можно только догадываться) крайне выгодные казенные подряды на поставки вина военному ведомству. Это сделало его владельцем крупнейшего состояния и позволило завязать прочные связи в среде высшей придворной аристократии. Предприимчивого помещика избирают предводителем пензенского дворянства, а его прибылей хватает не только на покупку роскошных домов в Петербурге и Москве, сел в Пензенской губернии, но даже на такую прихоть, как содержание одного из лучших в России крепостных театров (позднее столыпинская труппа станет основой московского Малого театра). Деньги и связи дали возможность Алексею Емельяновичу доказать древность своего рода и внести его в VI часть дворянской родословной книги Пензенской губернии, что делало Столыпиных столбовыми дворянами (это было значительно престижнее просто потомственного дворянства).

Впрочем, подобная предприимчивость и равнодушие к государевой службе были явным исключением в роду Столыпиных. Дед Петра Аркадьевича Дмитрий Алексеевич (1785–1826) пошел по проторенному предками пути воина. После окончания Московского университетского благородного пансиона (где позднее обучался и Лермонтов) он проходит военную службу в лейб-гвардии конно-артиллерийской роте, где и получает первое офицерское звание. Впервые юный конноартиллерист отличается в битве под Аустерлицем, в которой проявляет выдающуюся личную храбрость. Но молодой офицер серьезно интересуется и вопросами военной теории, а его публикации используются для создания первого в Российской армии артиллерийского устава. После Отечественной войны Столыпин служит в Южной армии, где и получает генеральские эполеты. Встречаются утверждения о его близости в данный период к декабристам, однако документов на этот счет не существует, и можно предположить, что дело ограничивалось не более чем приятельскими отношениями с некоторыми заговорщиками. Во всяком случае, никаких официальных обвинений в адрес Столыпина после подавления военного мятежа выдвинуто не было, да и трудно представить, чтобы генерал с его понятиями о чести и верности присяге участвовал в заговоре.