Дмитрий Попов - Оранжевая принцесса. Загадка Юлии Тимошенко

В Украине не было реформ по образцу «шоковой терапии», как в России. Терапии поначалу вообще никакой не проводилось — ни шоковой, ни щадящей. Капитализм здесь с самого начала был государственным, с опорой на кланы, «красных» директоров и личные связи; так что самые крупные состояния делались исключительно «по знакомству», как в конце 80-х открывались видеосалоны и коммерческие ларьки.

Это был тупиковый путь для страны и для населения, которое нищало еще стремительнее, чем в России, но без малейших надежд на будущее. С другой стороны, этот клановый, почти семейный капитализм выглядел как-то спокойнее и внешне привлекательнее, чем у соседей. Поначалу было меньше крови. Это был капитализм для узкого круга, не подразумевавший ни возникновения среднего класса, ни его истребления в каждодневных разборках. Это был чиновничий капитализм — самый безнадежный из всех, но и самый перспективный для тех, кто по родству и роду занятий находился вблизи от «кормушки».

Чиновником, близким к распределителю земных благ, был и Александр Гравец, ставший для семьи Юлии Тимошенко главным партнером по бизнесу в ту эпоху. Двенадцать лет Гравец проработал в управлении труда Днепропетровского облисполкома — с ним Тимошенко, инженер в отделе организации труда завода им. Ленина, познакомилась еще во времена бригадного подряда. Он стал другом семьи и главным владельцем корпорации «Украинский бензин» (КУБ). Зарегистрированной на Кипре офшорной фирме Гравца «Somolli Enterprises Ltd». принадлежали 85 % уставного фонда корпорации. Скромный чиновник исполкома вложил в нее 60 тысяч долларов. Юлии и Александру Тимошенко официально принадлежало только по пять процентов КУБа.

Гордое название компании реальности не отражало. Корпорация была более чем на четыре пятых кипрская. А бензин — российским.

В дефицитные и голодные брежневские времена богатство той или иной советской республики определялось степенью сытости ее населения. Украина с ее уникальными черноземами, мягким климатом и, несмотря на безжалостное истребление в 30-е годы, все еще сильным крестьянством, была одной из самых сытых республик в СССР. Материальное благополучие стало одним из главных аргументов сторонников независимости. Идейные националисты, обращаясь к сомневающимся согражданам, писали в листовках перед декабрьским референдумом о том, что Украина в год производит на душу населения 1000 кг пшеницы, а потребляет всего 140, мяса вырабатывает 86 кг, тогда как самой ей нужно только 68 и т. д. Вывод напрашивался сам собой: независимость — это богатство и благоденствие.

Однако развал СССР преподал Украине урок совсем иной арифметики. Оказалось, что нефти Украине требуется в 20 раз больше, чем она добывает. Что индустрия на востоке страны — металлургия, химия, машиностроение — патологически энергоемка и не может существовать без дешевых российских энергоносителей — нефти и газа. На рубеже 90-х никто еще не осознавал масштабов интегрированности и взаимозависимости экономик советских республик. Никто не помнил циничного признания архитектора советской империи Сталина: «Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не могла бы существовать самостоятельно». Ловушка захлопнулась в тот день, когда пришла свобода.

Политическая независимость обернулась для Украины коллапсом экономики. С 1990 по 1993 год на треть снизились объемы металлургического производства, насчитывавшего в Украине свыше 270 предприятий. Останавливались химические заводы, поскольку 80 % сырья они получали из республик бывшего СССР. На глазах умирало государственное гражданское и промышленное строительство. Почти полностью прекратила существование легкая промышленность.

Макроэкономические показатели ужасали. За два года валовой национальный продукт сократился почти вдвое. Производство промышленной продукции упало на 41 %, продовольствия — на 35 %. Сотни тысяч людей потеряли работу, а тем, кто вкалывал, месяцами не выплачивали зарплат. Народ нищал и впадал в глухое, безнадежное отчаяние. Весной 1992 года один из украинских публицистов припоминал статистику из листовок сторонников независимости и с горечью писал: «На мировом рынке сейчас за тонну пшеницы дают одну тонну нефти, на внутрисоюзном давали девять, в России после освобождения цен — около трех. Если Киев не научится заправлять комбайны салом, то даже убирать урожай 1992 года будет просто нечем — а ведь его надо еще вырастить! И сталинский голодомор мы будем вспоминать как рай».