Леонид Бирюшов - По волнам моей памяти (Книга об отце)

Однажды я находился в казарме, отдыхал. Ко мне подходит Миша Напорский и говорит; - Гриша, айда бухнём! – А что, у тебя есть? – спрашиваю. – Так ты пойдёшь, или как?

И мы пошли. Приходим на не большую железнодорожную станцию, а там, на каждом шагу наши солдатики, и все пьяные. Оказывается, воины – гвардейцы, нашли в тупике одну цистерну со спиртом. Предварительно сняли пробу и, убедившись что «жидкость» вреда организму не приносит, а наоборот даже согревает. Стрельнули из ППШ в неё – не берёт, только вмятины от пуль. Тогда из старушки – трёхлинейки прострелили несколько дырок. И начали наполнять канистры, котелки, фляги, каски, кружки. В общем, всевозможные емкости, которые смогли раздобыть. А спирт всё течёт и течёт, и как же его жалко. Добро пропадает. Тогда, находчивые воины - умельцы выстругали из дерева пробочки и устранили течь. Ну и мы с Мишей приложились, да, так что еле до казармы «доползли». Спирт, он и в Африке – спирт, и быка с ног свалит.

Как-то приказали «старичкам», пока «салаги» учились маршировать, очистить двор банка от мусора и помещение привести в порядок. Для штаба, связи или ещё чего-то. Во дворе были большие кучи разных документов, немецких денег, и банковских бумаг. Нагрузили полный кузов «Студебеккера» в банковской упаковке пачками «дойч марок». Если бы мы знали, что зарплату в Германии будем получать именно этими купюрами!!! Ну, возьми хотя бы пачку сотенных, хотя бы просто, для коллекции. Каждый из нас сразу стал бы, пусть не миллионером, но богатым человеком, это точно. Так нет, неудобно как-то, очень честными оказались. И мы вывезли их за город и сожгли. А деньги горят плохо, поэтому кучи поливали бензином. Такой был приказ. А потом так и вышло, что зарплату выдавали этими же марками.

Когда старики работали в подвале банка, то наткнулись на два цинковых ящика, с одинаковой маркировкой. Переведя с горем пополам надпись, поняли, лишь то, что речь идёт о каком-то сверхоружии. И вывезли за город, где жгли деньги и припрятали. Так как открыть их сразу не удалось, просто не успели, оставили на потом. Мы снова появились у «груза» только через несколько дней. Открыли один ящик - он оказался доверху набитый патронами, ничего особенного патроны как патроны. Вскрыли второй, а там, в смазке какое-то оружие. Вернее пулемёт неизвестной нам конструкции. Начали доставать его из ящика по частям и удалять смазку. Все мы военные, с оружием обращаться умеем, так что сообразили какую деталь куда крепить. Когда вся конструкция была собрана, то оказалось у пулемёта два сменных ствола. А к ним две пары асбестовых рукавиц. По расчётам, при стрельбе ствол накаляется докрасна и эффективность стрельбы падает, поэтому при помощи рукавиц его заменяют холодным, пока горячий остывает. Первым испытать оружие доверили Мише Напорскому. Установив его на треногу и вложив ленту в пулемёт, он взвёл затвор. Коротким нажатием спускового крючка, вроде отсекаешь два-три патрона на ППШ, Миша выпустил очередь. Возле пулемёта вмиг образовалась кучка гильз, сверхоружие как будто «проглотило» сотни две патронов. Потом пробовал стрелять я, Петя и все желающие из числа старичков. Впечатление конечно потрясающее: отдача практически не ощущается, стволы меняются одним движением, скорострельность – сумасшедшая. Кучность была настолько высокой, что выпустив очередь по зарослям терновника, на расстоянии ста метров кустарник был ровненько подстрижен. Если бы это были не кусты, а люди, их бы перерезало пополам. И это оружие немцы готовили против нас.

Неделя, другая проходит, а мы всё не можем привыкнуть к мирному времени - без выстрелов и взрывов. «Старички» всё ходят в атаку во сне, кричат: – Ура!- и просыпаются в холодном поту. [15] Мой отец до восьмидесятых во сне ходил в атаку и в рукопашный бой (прим. авт.) Все, кто жил на чердаке, на мансарде, были на особом счету у начальства. Режим свободный, мягкий, командиры на многое закрывали глаза. Одним словом «старики». Например, мы могли запросто выходить в город, в пивной бар, в ресторан. Но и службу несли, ходили в наряд, в караул – иногда. После завтрака – репетиция, после обеда – концерт для своего полка, после ужина – личное время, старички идут в бар пить пиво. На следующий день всё повторяется, только концерты проводим в соседних полках. По субботам и воскресеньям вечерами играли на танцах, приходили девушки из штаба, и местные – немки. Учились говорить на немецком языке, у некоторых даже неплохо получалось, в общем, общались. Даже в любви объяснялись на языке врага, ну и что, главное, чтобы понимали, чего хотят воины – победители. Со временем как то всё само собой утряслось, устоялось, и появились постоянные парочки. У Миши Напорского – немка Хельга, у Пети Проскурякова – Грета, а у меня – Эрика. Мы с ними гуляли в увольнении. Смотрели кинофильмы, трофейные - «Девушка моей мечты». И наши, «Весёлые ребята», «Волга - Волга», «Александр Невский» и «Чапаев». Короче, что крутили то и смотрели. Главное – полумрак и Эрика рядом, мы эти фильмы знали наизусть, помнили каждое действие, каждое слово. Потому что до войны их смотрели не один десяток раз. После фильма друзья расходились парами, провожали «фройлян» домой. А кто и в казарме не ночевал. Но к утренней поверке были на месте - как штык [16] Так что кто знает, может, ходит по Германии сейчас мои братик или сестричка? (прим. авт.) И совесть «старичков» не мучила, шутка ли столько лет без женщин. Ничего, война всё простит, всё спишет. Победителей не судят! Моя мать, долго попрекала отца Эрикой. (И зачем он рассказал про сорок шестой год в Германии)?