Евгений Матвеев: Судьба по-русски

— Давайте сделаем так, Рая. — Он назвал ее просто по имени, чтобы настроить на более доверительный тон. — Я представлю вас автору этой статьи как журналистку, понимаете? Мы приедем, войдем к нему, поговорим кое о чем, и вы удостоверитесь, он это или не он. Ну как, рискнем?

Рая ответила не сразу:

— Пожалуй!..

Редактор-генерал и Рая вышли из машины, миновали ворота и сразу попали во двор, заполненный людьми. Одеты они были странно: кто в штатской, кто в полувоенной одежде, кто-то был уже обмундирован с иголочки. Но форма была не наша. И речь была не русская.

В приемной начальника Войска Польского редактора и Раю встретил адъютант…

— Чекамы, чекамы, панове!.. — Он обратился к визитерам по-польски и тут же, извинившись, заговорил с сильным акцентом по-русски: — Ждем, ждем! Прошею. Посидите, пожалуйста, я должен сделать доклад пану. — И ушел за дверь.

Редактор вынул из портфеля блокнот и карандаш.

— Держите, Раечка. Я буду задавать ему вопросы, а вы записывайте. И спокойно, деваться нам уже некуда.

Адъютант вернулся:

— Бардзо проше! — И улыбнувшись смущенно, добавил: — Ну, вы поняли… Пожалуйста!..

Редактор встал, подал руку все еще окаменело сидевшей Рае. Она поднялась с трудом, на секунду вцепилась в плечо редактора — качнулся пол, шевельнулись стены… И, словно кидаясь в прорубь, решительно сама открыла дверь в кабинет. Следом за ней вошел редактор. Он только успел открыть рот, чтобы произнести слова приветствия, но так и остался стоять, не проронив ни звука… Он смотрел на Раю и на того, к кому они пришли…

Перед ними с немигающими, полными удивления глазами стоял сильный, волевой мужчина лет сорока. На его побледневшем лице четко выделялся небольшой красноватый шрамик на скуле, возле правого глаза — этого не было видно на газетной фотографии…

— Раишка!.. — прошептали его губы.

Кроме Франца, так ее никто не называл. Ей хотелось ответить ему, но как его назвать? Францем? Или так, как в газете? И кто он — друг или враг? В памяти Раи вихрем пролетали минуты их общения, всплывало лучшее, что могло быть между мужчиной и женщиной… Но она онемела…

— Я думаю, что молчать можно и сидя. — Редактор попытался шуткой разрядить напряжение и сел первым.

Медленно опустилась на стул и Рая… Сел «Франц»…

В оглушающей тишине редактор стал осматривать кабинет — книги, какие-то карты, на стене портрет народного героя Польши Тадеуша Костюшко… Потом сказал, смеясь:

— Знаете, я устал от вашей говорильни. Пойду-ка помолчу с паном адъютантом. — И вышел в приемную.

«Франц» тотчас подсел к Рае. Она сжалась, закрыла глаза, стала нервно вертеть скрученный в трубочку блокнот.

«Франц» обратил внимание на ее руки: неестественно белые, опухшие.

— Почему такие руки?

— Я работаю прачкой в госпитале.

— Ты? Профессиональная медсестра? Как так?

— Не доверяют, — ровно, без попыток вызвать жалость, ответила она.

«Франц» склонился к рукам и стал нежно целовать их. Рая увидела, что за время их разлуки в его пшеничных волосах появилось много седины.

— Кто ты? — касаясь губами его затылка, шепотом спросила она.

Он не поднимал головы. Думал: что ей можно сказать? И надо ли ей все знать? Понял, что сказать ей он может одну только правду.

— Раишка… Я тебя очень… люблю!..

— Я знаю… Как же тебя зовут?

— Анджей… Как в газете…

— Слава Богу, — тихо сказала Рая и безвольно склонила голову на его плечо.

Анджей целовал ее… Долго… Горячо… Раздался телефонный зуммер, но Анджей не мог оторваться от ее губ, щек, глаз. Зуммер настойчиво напоминал о себе. Рая с силой освободилась от объятий, встала, подошла к окну — пыталась унять охватившую все тело дрожь.

— Слухам, — сказал Анджей в трубку и долго внимательно слушал. — Дзенькуе бардзо. — Повесил трубку.

Стоя у окна, Рая слышала, как он, о чем-то думая, вышагивал по кабинету. Подойдя к ней, развернул ее к себе лицом, сказал:

— Уходим на фронт. — И крепко прижав ее к своей груди, добавил: — Еще Польска не згинела! Присядем и поговорим, как, мужчина с мужчиной. Идет?

Рая улыбнулась ему глазами — идет.

— Григорию и Александру о нашей встрече говорить не надо. Дети. Не будем их тревожить.

— Они вспоминают тебя…

— Пусть пока вспоминают Франца. Я через наши и ваши, как это по-русски, органы постараюсь помочь тебе с работой… А может, и избавить, если получится, от преследований… — Он поправил прядь ее волос. — Если кто-то принесет тебе подарок или деньги — не отказывайся. Это будет от меня…