Дмитрий Володихин: Пожарский

Образованный русский человек нашего времени знает о Пожарском немногое.

Две фигуры на Красной площади — Козьма Минин и князь Дмитрий Михайлович Пожарский — напоминают ему о том, что четыреста лет назад Москва оказалась под властью поляков. Тогда наш народ объединился, собрался в ополчение и очистил свою столицу от чужеземцев, а вождями ему в ту пору послужили две личности, чей облик сохранен в бронзе для потомков.

Неподалеку от памятника стоит Казанский собор, построенный, как многие полагают, на деньги Пожарского, [1] В действительности это не совсем так. Каменная Казанская церковь возводилась по указу царя Михаила Федоровича и на казенные средства. Более подробно о ее судьбе рассказывается в главе о христианском мировоззрении князя Пожарского. разрушенный при большевиках и восстановленный совсем недавно. Стало быть — понимает наш современник — в характере своем князь имел черты не только отважного полководца, но и благочестивого христианина.

Вот, собственно, и всё.

Любитель исторических знаний добавит пару деталей. Публицист произнесет десяток цветистых фраз. Специалист — а хороших академических специалистов по Смутному времени сейчас не столь уж много — вставит драгоценный камень освобождения Москвы 1612 года в оправу дат, цифр, цитат из источников.

Но избрание двух этих людей на роль спасителей отечества до сих пор окружено ореолом тайны. Мало кто из историков и публицистов отважится сказать: не Минин и не Пожарский должны были прийти с армией под Москву. Не Минину следовало стать главным администратором огромной области, не Пожарскому надлежало стать военным ее вождем.

Мир допетровской Руси предоставлял каждому своему обитателю общественную «ячейку», где тому следовало жить и умереть. Правильным и достойным делом считалось наилучшим образом выполнять обязанности, которые диктовал обычай, господствующий в данной «ячейке». Скверным и глупым — выходить за пределы, установленные раз навсегда.

Так вот, в соответствии с политическим укладом той эпохи, водить армии и управлять областями считалось обязанностью высшей аристократии. Еще, может быть, верхушки чиновничества — дьяков. Более никому не позволялось заниматься чем-либо подобным. Минин же не относился ни к первым, ни ко вторым. Он вышел из провинциальных «торговых людей». Пожарский, хоть и мог назвать среди своих предков великих князей владимирских, никак не дотягивал до уровня высшей знати. Он и до чинов-то великих не дослужился.

Проще говоря, Россия тех лет располагала множеством людей, чье положение можно перевести на язык современных понятий как «генералы», «маршалы», «министры», «финансовые тузы». На рассвете XVII века русские не пользовались такими словами, но суть — та же. И при наличии всех этих высокопоставленных персон Москву освободили, условно говоря, полковник и хозяин мясной лавки.

Почему?

Причина тут самая неприятная: Смута разрушила русское общество до самого основания. Оно перестало представлять собой систему, оно потеряло единство и порядок. Более того, целые общественные слои утратили ум и волю, необходимые для выполнения их общественных функций. Те, кому следовало выходить с полками и бить врага, переходили на неприятельскую сторону. Те, кому надлежало оберегать закон, первыми нарушали его. Те, кто обязан был защищать Церковь и веру, отворачивались и от первого, и от второго…

Самобытный русский государственный строй рухнул. Порча коснулась всех и вся. Притом в худшее состояние пришла именно высшая знать. Ее своеволие, ее амбиции, ее корыстолюбие чуть не погубили страну.

В таких условиях и появились на исторической сцене «полковник» с «хозяином мясной лавки». Дело преодоления Смуты потребовало от них покинуть естественные, от рождения полученные «ячейки» и занять совершенно другие, вернее сказать, чужие.

На исходе 1610 года Россия столь глубоко погрузилась в пучину бедствий, что все способы спасения, исходившие от старого порядка, оказались исчерпанными. Земское освободительное движение, родившееся на руинах Царства, было чем-то доселе невиданным.

Вот и вождями его оказались люди, сумевшие в чрезвычайных обстоятельствах скинуть весь свой прежний общественный опыт, как змея скидывает старую кожу, когда под ней появляется новая. Они действовали не так, как учила их вся предыдущая жизнь. Они взялись за дело, к которому в условиях неразрушенного государственного строя их не подпустили бы ни при каких обстоятельствах.