Слоним немедленно выехал в Киев. Женская часть семейства вместе со служанкой отправилась в товарном вагоне к брату матери в Белоруссию, тогда, к концу Первой мировой войны, оккупированную немцами. Выехать было крайне трудно. Поезда не имели точного расписания, могли внезапно на сутки остановиться в пути. Причем останавливались неизвестно где, непонятно было также, какая там власть. На белорусской границе их поезд остановили и задержали. И хотя документы у Слонимов были в образцовом порядке, пришлось поволноваться. Ничего не оставалось, как сидеть в вагоне, стараясь не привлекать к себе внимания; так и просидели они в тревоге всю ночь. Внезапно поезд тронулся, сначала медленно: непонятно было, куда он движется, вперед или назад. Мили через две они с облегчением увидели в окне немецкие шлемы, затем пограничный знак. Немецкий офицер дружелюбно обошелся с Верой и Леной, удостоверившись, что все печати в их документах проставлены правильно, и был вознагражден громадным куском мыла. Когда в Белоруссию вошли большевики, женщины Слоним снова бежали, на сей раз на юг, в Одессу.
Кошмарная поездка в Одессу содержала один эпизод, в котором Вера ощутила себя сказочной героиней. Эту историю она с удовольствием всем рассказывала. Женщины Слоним со своими сорока тремя чемоданами погрузились, как утверждала Вера, чуть ли не на последний поезд до Крыма; скорее всего, следом поездов уже не было, так как Вера с Леной запомнили, что шпалы разбирались на топку. К ним в товарном вагоне присоединились сторонники Симона Петлюры, вождя украинских националистов и известного антисемита. На осень 1919 года пришелся пик погромов на Украине, принесших жертвы, по разным слухам, от пятидесяти до двухсот тысяч, в организации которых отличилась армия Петлюры, не делавшего различия между большевиками и евреями. Заснув на чемоданах, Вера была разбужена грязной руганью ополченца, нападавшего на какого-то еврея и угрожавшего вышвырнуть его с поезда. Когда хрупкая семнадцатилетняя девушка вступилась за попутчика, антисемиты до такой степени опешили, что потом их стало просто не узнать. С того момента они галантно сопровождали женщин Слоним в их последующих приключениях. По пути через Украину поезд остановился вблизи постоялого двора, принадлежавшего еврейскому семейству, там оказалось полно белогвардейцев, не самых надежных союзников Петлюры. Понимая, что для путников это чревато неприятностями, хозяин постоялого двора послал тринадцатилетнего сына в ближайший бордель, чтобы обеспечить законное развлечение для своих постояльцев. На рассвете, бросив в окно горсть песку, он разбудил Слонимов, чтоб те могли бежать со своими друзьями — украинскими националистами. Именно эти солдаты посоветовали женщинам не заезжать в Киев, где те надеялись воссоединиться с Евсеем Слонимом. Националисты знали, что Киев вот-вот будет взят большевиками. Вера с матерью и сестрами отправилась в Одессу, а петлюровцы известили об этом Слонима. На пути через Украину солдаты распевали песни; когда один из них заметил, что Вера с интересом слушает, он спел ей одну песню, похожую на балладу, и повторил ее потом еще несколько раз. Вера Набокова помнила слова этой песни всю свою жизнь. И когда ей было за восемьдесят, напевала ее по-украински [21] Сама Вера Набокова вспоминала эти эпизоды с удовольствием, что не мешало ей придираться к каждой подробности, если об этом в печати рассказывал кто-либо другой. Несомненно, что и в этом изложении она обнаружила бы изъяны.
.
Евсей Слоним присоединился к семейству в Одессе — городе, где хаос царил уже задолго до прихода большевиков. «Никто не знал, кто кого завтра арестует, чьи портреты вывешивать, а чьи прятать, какие деньги брать, а какие постараться всучить простофиле» — вот одно из описаний жизни в Одессе тех дней. В конце 1919 года семье удалось отправиться дальше, в Крым, где они больше полугода жили на чьей-то вилле в Ялте, последнем российском оплоте, удерживаемом белыми. Возможно, в ноябре, на горьком исходе Гражданской войны, Слонимы бежали из России на канадском пароходе, капитан которого согласился перевезти пассажиров через Черное море. (Он принял их на борт, обнаружив, что в Ялте никаких ценностей по дешевке уже не купишь, жертвы войны потеряли практически все, что имели, пока добрались до южного порта.) Сохранилось единственное фото этой поездки; на снимке Вера — точь-в-точь персонаж из «Оливера Твиста»: изысканность позы в сочетании с диккенсовской неприкаянностью. Огромные глаза измученно смотрят в объектив; личико не восемнадцатилетней девушки, а восьмилетнего ребенка. Картина Вериного выезда из России запечатлена в описании бегства Мартына в «Подвиге», бурного плаванья по морю в Стамбул. Очевидно, что описание смятенных пассажиров, которые как будто «уезжают налегке, случайно», соответствовало реальности; «легкомысленно зафрахтованный» канадский грузовой пароход оказался более удобоваримым средством передвижения, чем утлое суденышко, на котором за год до этого семейство Набоковых пересекало то же море. На борту Вера и Лена подружились с капитаном, и он, пока стоял на мостике, пускал девушек в свою каюту — это была неописуемая роскошь на переполненном пассажирами пароходе. (В памяти женщины, о которой все отзывались как о колючей, крайне независимой особе, этот первый побег остался непреходящим свидетельством доброты незнакомых людей.) В беллетризированной версии той действительности плавание по волнам Черного моря будет отдавать скрипом тягостных предчувствий. Для Веры все было иначе. Мартын в романе не мог постичь всей опасности ситуации. Вера Слоним — которая уже с 1918 года привыкла к опасностям со всех сторон — скорее всего, не считала, что эта опасность последняя.
Читать дальше