Никколо Каппони - Макиавелли

Конечно, он обладал всеми перечисленными качествами в превосходной степени, и эта его чудаковатость не раз доставляла Никколо массу хлопот. К примеру, лишь в старости, пережив множество неприятностей, Макиавелли понял, что значит вести себя «корректно». При этом усматривается некая ирония в том, что среди широкой публики Никколо прославился именно «Государем» — сочинением, написанным в определенное время и с определенной целью: снискать расположение Медичи, правителей Флоренции. Более того, негативные отзывы заставили бы Макиавелли прибегнуть к любым отговоркам, лишь бы скрыть свои истинные намерения.

По этой причине я питаю определенную слабость к Никколо и восхищаюсь не столько глубиной его мысли, сколько личными качествами. К тому же мне близко его чувство юмора, каким бы шокирующим оно ни казалось тем, кто с рождения не прожил во Флоренции. Этот город и вправду стал одним из персонажей моей книги, и не столько его искусство и культура, сколько особый дух и восприятие мира, которые пронизывали — и пронизывают до сих пор — это место, понять и оценить которое способны лишь немногие. В жизни я не только встречал множество Макиавелли, Франческо Гвиччардини, Франческо Веттори и других персонажей этой книги, но и не раз видел примеры гражданского поведения — или скорее наоборот — подобного тому, которое описывали Никколо и его современники.

Эта книга писалась в уединении, проникнутом духом самого Макиавелли, и старина Ник с дьявольской ухмылкой [1] Игра слов. В английском языке словосочетание Old Nick («старина Ник») является эвфемизмом слова «дьявол». Предположительно оно закрепилось в языке как аллюзия на имя Макиавелли (см. эпилог). (Примеч. перев.) заглядывал в мою рукопись. Размышляя в одиночестве над документами, которые когда-то написал или надиктовал Никколо, я стал понимать его образ мыслей (насколько возможно, конечно, с учетом вышесказанного). Что же касается вторичных источников, я не только испытал удовольствие, но и немало почерпнул, ознакомившись с большей частью той необъятной литературы, которая посвящена Никколо, хотя некоторые работы, при всей убедительности, оказались для меня во многом бесполезны. Но, по сути, их подход предполагает, что любой исторический документ, пусть и анонимный, независимо от его важности, обычно низводится до краткого примечания, тогда как некая неопубликованная записка без даты, содержащая salute е bad («приветствия и поцелуи»), но написанная рукой Макиавелли, неизменно снабжается целой научной статьей.

И это не всегда плохо, особенно если учесть, что множество документов было утрачено еще при жизни Никколо. Время от времени исследователи наталкиваются на неизвестные ранее свидетельства, которые позволяют лучше понимать значение событий, мыслей и записей, связанных с Макиавелли. Иногда жажда новых открытий приводит к фиаско. Несколько лет назад один авторитетный ученый опубликовал книгу, в которой на основании скрупулезных архивных исследований утверждал, что в конце 1480-х годов, а также в лучшие годы последующего десятилетия Никколо Макиавелли занимался банковским делом в Риме. Книга удостоилась нескольких одобрительных отзывов, но затем другой авторитетный ученый, наделенный к тому же критическим умом и характерным флорентийским озорством, написал статью, в которой доказал, что упомянутый Макиавелли не тот самый знаменитый Никколо, а всего лишь его кузен и тезка.

Хотя я и предпочитаю в работе полагаться только на самого себя, тем не менее есть несколько человек, которых я хотел бы поблагодарить за помощь. Профессор Уильям Коннелл оказался для меня весьма приятным и полезным собеседником; профессор Хамфри Баттерс первым предупредил меня о ловушках, в которые я непременно угодил бы на своем пути; доктор Брук Эттл постоянно напоминал мне смотреть на лес, а не на деревья; покойный и незабвенный профессор Джоаккино Гаргалло ди Кастель Лентини проявлял воистину безудержную страсть к истории; доктор Мэри Дэвидсон всегда была для меня неисчерпаемым источником знаний; Роберт Пиджен из Da Capo Press отнесся ко мне с терпением и пониманием; Рене Капуто, также из Da Capo Press, явил чудеса выдержки, достойные библейского Иова, столкнувшись с моей привычкой вносить множество правок в самый последний момент; доктор Марко Манетти, как никто иной, помог мне понять Макиавелли. Граф Пьеро Гвиччардини любезно позволил мне ознакомиться с бумагами его предка Франческо. Неизменную помощь оказывали работники Государственного архива Флоренции, библиотеки Риккардиана и библиотеки Национального центра Флоренции.