Михаил Пожогин — двоюродный брат Лермонтова со стороны отца (сын сестры Юрия Петровича Лермонтова). Он гостил в Тарханах; да и вообще неверно было бы предполагать, будто бабушка Арсеньева оборвала все связи внука с «той» семьей: кое-какие ниточки все же оставались. Кроме того, сам Михаил Юрьевич также гостил в Кропотове. Все было далеко не так фатально, как в ранних произведениях Лермонтова, хотя напряженность, конечно, имела место.
Мишель рисовал кавказские пейзажи, наполнял фантазии образами, вывезенными с Кавказа.
Согласно записи самого Лермонтова (8 июля 1830 года) именно на Кавказе он впервые пережил чувство любви: «Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея 10 лет от роду? Мы были большим семейством на водах Кавказских: бабушка, тетушки, кузины. — К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет 9… Один раз, я помню, я вбежал в комнату: она была тут и играла с кузиною в куклы: мое сердце затрепетало, ноги подкосились. — Я тогда ни об чем еще не имел понятия, тем не менее это была страсть, сильная, хотя ребяческая: это была истинная любовь… Надо мной смеялись и дразнили, ибо примечали волнение в лице. Я плакал потихоньку без причины, желал ее видеть; а когда она приходила, я не хотел или стыдился войти в комнату… Я не знаю, кто была она, откуда, и поныне мне неловко как-то спросить об этом».
Воспоминания Акима Шан-Гирея об этих временах приятно читать, потому что они, как кажется, хорошо передают ощущение бесконечного барского русского уюта, который сопровождал всю раннюю пору жизни Лермонтова.
«Все мы вместе приехали осенью 1825 года из Пятигорска в Тарханы, и с этого времени мне живо помнится смуглый, с черными блестящими глазками, Мишель, в зеленой курточке и с клоком белокурых волос надо лбом, резко отличавшихся от прочих, черных, как смоль… — пишет А. П. Шан-Гирей. — … Жил с нами сосед из Пачелмы [соседняя деревня] Николай Гаврилович Давыдов, гостили довольно долго дальние родственники бабушки, два брата Юрьевы, двое князей Максютовых, часто наезжали и близкие родные с детьми и внучатами, кроме того, большое соседство, словом, дом был всегда битком набит. У бабушки были три сада, большой пруд перед домом, а за прудом роща; летом простору вдоволь. Зимой немного теснее, зато на пруду мы разбивались на два стана и перекидывались снежными комьями; на плотине с сердечным замиранием смотрели, как православный люд, стена на стену (тогда еще не было запрету) сходился на кулачки, и я помню, как раз расплакался Мишель, когда Василий, садовник, выбрался из свалки с губой, рассеченной до крови. Великим постом Мишель был мастер делать из талого снегу человеческие фигуры в колоссальном виде; вообще он был счастливо одарен способностями к искусствам; уже тогда рисовал акварелью довольно порядочно и лепил из крашеного воску целые картины; охоту за зайцем с борзыми, которую раз всего нам пришлось видеть, вылепил очень удачно, также переход через Граник и сражение при Арбеллах, со слонами, колесницами, украшенными стеклярусом, и косами из фольги. Проявления же поэтического таланта в нем вовсе не было заметно в то время, все сочинения по заказу Capet он писал прозой, и нисколько не лучше своих товарищей».
Вот так. С виду довольно обыкновенный мальчик.
Все необыкновенное «кипело» в уме, в фантазии, при созерцании облаков.
* * *
О своих отроческих влюбленностях Лермонтов оставил короткие, смутные заметки на полях; понять из них что-либо определенное затруднительно. Характерна для Лермонтова, например, история со стихотворением «К гению» (1829).
… Но ты забыла, друг! когда порой ночной
Мы на балконе там сидели. Как немой,
Смотрел я на тебя с обычною печалью.
Не помнишь ты тот миг, как я, под длинной шалью
Сокрывши голову, на грудь твою склонял —
И был ответом вздох, твою я руку жал —
И был ответом взгляд и страстный и стыдливый!..
В автографе — позднейшая приписка Лермонтова в скобках: «Напоминание о том, что было в ефремовской деревне в 1827 году — где во второй раз полюбил 12 лет — и поныне люблю».
Второй любовью Лермонтова, как считалось, была двоюродная сестра его матери, Анна Григорьевна Столыпина (1815(?)—1892), впоследствии — жена генерала А. И. Философова. «Ефремовская деревня», упоминаемая в приписке, — вероятно, Кропотовка, в Ефремовском уезде Тульской губернии, принадлежавшая отцу поэта.
Все сходится… и не сходится. Лермонтов точен в изображении известных ему обстоятельств (балкон, шаль), но для непосвященных детали истории, а главное — имя девушки — навсегда останутся покрыты тайной.
Читать дальше