Джордж Мейр: Лайза Миннелли. История жизни

Вскоре Лайзе сказали, что маме снова на какое-то время придется «уехать», что уже не было для девочки неожиданностью. Однако на этот раз события приняли совсем иной оборот. Мама собиралась навсегда расстаться с папой. И хотя временами Джуди и Винсенте испытывали друг к другу нежные чувства, им было ясно, что брак вредит как им обоим, так и их ребенку. 7 декабря 1950 года они официально объявили о том, что отныне живут раздельно и готовятся к процедуре развода. Как повелось, именно Джуди, спустя две недели, всего за три дня до Рождества, хлопнула дверью. Винсенте еще какое-то время оставался в доме на Эвансвью-Драйв.

На этот раз Винсенте полагал, что развод пойдет Лайзе только во благо, в отличие от его былой уверенности, что именно ради дочери разводиться не следует. По его собственным словам: «Я выбрал душевное равновесие. Лайзе пойдет на пользу, если она будет жить с одним нормальным уравновешенным родителем вдали от другого, чем с обоими, когда они только и делают, что отравляют друг другу существование. Джуди на прощание поцеловала дочь, дружески обняла меня и ушла. На этом наша совместная жизнь окончилась».

После этого случая Лайза уже никогда не могла радоваться Рождеству и, если верить рассказам, каждый раз разражалась слезами, услышав в исполнении матери песню «Пусть Рождество твое будет счастливым».

Через три месяца, представ в Верховном Суде перед судьей Уильямом Маккеем, Джуди заявила, что ее второй муж Винсенте Миннелли не заботился о ней и целиком и полностью отгородился от ее жизни. Джуди получила развод и официальное опекунство над Лайзой, при условии, что дочь будет проводить с отцом половину времени. Винсенте отдал оба их дома — один на Эвансвью-Драйв и второй в Малибу — в распоряжение Джуди и согласился платить алименты в размере пятисот долларов в месяц. Развод опустошил обоих духовно и физически, а Винсенте к тому же остался практически без средств к существованию. Но даже и при стесненных средствах он пытался сделать жизнь дочери яркой и полноценной. В этом он был схож со многими разведенными отцами, которые, либо терзаясь виной, либо по причине любви, пытаются превратить для своих детей жизнь с отцом в нечто до крайности необычное.

По его словам: «Если я и баловал Лайзу сверх всякой меры, то это лишь потому, что мне хотелось как-то уравновесить скудное разнообразие ее существования с Джуди. И хотя Лайза всем сердцем любила мать, Джуди ассоциировалась у меня, в первую очередь, с долгом и тревогами. Я же ничего не требовал взамен. И как результат, делил с Лайзой самые счастливые, самые беззаботные минуты ее жизни».

Джуди уехала в Нью-Йорк, а Лайза оставалась с отцом в Лос-Анджелесе. Здесь ей удалось приспособиться к его холостяцкой жизни даже лучше, чем ему самому. Стоит привести слова, сказанные однажды по этому поводу Ли Гершвином: «Винсенте, я всей душой люблю малышку, но, признайся, Лайза донельзя избалована. И ты знаешь, что это твоя вина. Джуди держит ее в ежовых рукавицах и как-то пытается воспитать у нее характер. Но ты, ты готов отдать ей все на свете — да ты просто размазня! Ради ее же собственного блага тебе следует ее немного приструнить. Если ты этого не сделаешь, то помяни мое слово — когда она вырастет, то только и будет лечиться по психушкам».

На что Винсенте сумел ответить лишь следующее: «Да я и сам знаю, просто, видишь ли, я не в силах ничего с собой поделать».

Несмотря на все его недостатки как родителя, Винсенте относился к дочери с уважением. По словам самой Лайзы: «Он меня по-настоящему понимал. Он держал себя со мной как с истинной леди. Даже тогда он общался со мной как с женщиной. А уметь так себя вести с маленькой девочкой — наверное, самое ценное, что только можно себе представить».

Согласно принятым в те времена правилам опека над ребенком считалась неотъемлемым правом матери. Однако Джуди была не в состоянии контролировать свои эмоции, и это не могло не сказаться и на ее карьере. Ей требовался наставник и поводырь. Майер указал ей на дверь. Отношения с собственной матерью обострились до предела, и даже отец ее ребенка тоже стал ей чужим.

Джуди пыталась как-то подстегнуть покатившуюся было под уклон карьеру. Но со студии не поступало никаких предложений, как, впрочем, и от организаторов гастрольных поездок. Словом, все отвернулись от нее. Финансовое положение ухудшалось с каждым днем, а ведь ей еще надо было заботиться о малолетней дочери. Жизнь превратилась для Джуди в бесконечную череду уловок и уверток, постоянно приходилось увиливать от оплаты счетов и обманывать гостиничных администраторов.