Борис Соколов - Арманд и Крупская - женщины вождя

Надежда Константиновна еще раз обратилась с письмом к Сталину 7 марта 1938 года в связи с введением преподавания русского языка во всех школах советских республик: «Мы вводим обязательное обучение русскому языку во всем СССР. Это хорошо. Это послужит углублению дружбы народов. Но меня очень беспокоит, как мы это обучение будем проводить. Мне сдается иногда, что начинает показывать немного рожки великодержавный шовинизм». Беспокоилась Крупская не зря. Очень скоро великорусский шовинизм показал ей рожки, и не где-нибудь, а в Политбюро.

5 августа 1938 года высший партийный орган принял грозное постановление «О романе Мариэтты Шагинян «Билет по истории», часть 1-я — «Семья Ульяновых», где, в частности, говорилось: «Осудить поведение Крупской, которая, получив рукопись романа Шагинян, не только не воспрепятствовала появлению романа в свет, но, наоборот, всячески поощряла Шагинян, давала о рукописи положительные отзывы и консультировала Шагинян по различным сторонам жизни Ульяновых и тем самым несла полную ответственность за эту книжку. Считать поведение Крупской тем более недопустимым и бестактным, что т. Крупская сделала это без ведома и согласия ЦК ВКП(б), за спиной ЦК ВКП(б), превращая тем самым общепартийное дело составления произведений о Ленине в частное и семейное дело и выступая в роли монополиста и истолкователя общественной и личной жизни и работы Ленина и его семьи, на что ЦК никому и никогда прав не давал».

Чем же вызвал гнев партийного синклита правоверно-марксистский, казалось бы, роман о детстве и юности Владимира Ульянова, где главный герой нарисован вполне сусально? Политбюро прегрешения Шагинян не конкретизировало. Но через четыре дня для разборки с проштрафившимся автором собрался президиум правления Союза писателей. Мариэтте Сергеевне коллеги вынесли порицание за искаженное представление о «национальном лице» Ленина, за то, что в романе не подчеркивается то обстоятельство, что вождь большевиков является «гением человечества, выдвинутым русским народом».

Гнев Сталина и его соратников по Политбюро вызвали не столько слова писательницы о том, что по отцовской линии бабушка Ленина происходила из «крещеного калмыцкого рода», сколько утверждение автора «Билета по истории», будто дед Ильича по матери — «украинец Александр Дмитриевич Бланк». Если разобраться, то данное утверждение, действительно, звучит издевательски. Ведь отец матери Владимира Ильича первую половину своей жизни, до перехода из иудейства в православие, звался не Александром Дмитриевичем, а Срулем (Израилем) Мойшевичем. Украинец Сруль Мойшевич Бланк — это, конечно, сильно сказано. Тем более что дед Ленина, умерший в год рождения своего всемирно знаменитого внука, наверняка ни слова по-украински не знал и украинцем себя никогда не считал.

Но в 1938 году о еврейском происхождении вождя большевиков уже нельзя было открыто говорить. Русский народ постепенно становился первым среди других советских народов. В преддверии войны Сталину требовалось подкрепить марксизм русской национальной идеологией, чтобы сыграть на патриотических чувствах самой многочисленной нации СССР. Подчеркивать «инородческие» корни Ленина стало не только не своевременно, но даже опасно. Хотя ни Шагинян, ни Крупская никакого злого умысла не имели. Неизвестно, кому из них пришла в голову роковая мысль объявить Бланка украинцем. Но логику такого решения можно понять. Признать, что Александр Дмитриевич — еврей, было никак нельзя. Тут мешал не только антисемитизм Сталина, но и широко распространенное в черносотенных кругах русской эмиграции, а также в национал-социалистической Германии убеждение в том, что большевистский вождь — еврей. Признать еврейское происхождение ленинского деда, думали Крупская и Шагинян, — значит, лить воду на мельницу фашистов и черносотенцев.

Казалось бы, проще объявить Бланка немцем. Фамилия вроде бы похожа на немецкую. Да и немцев на Украине, где родился, и жил Александр Дмитриевич, вплоть до Второй мировой войны проживало немало. Однако и так в романе Шагинян говорилось, что в жилах бабушки Владимира Ильича текла немецкая и шведская кровь. Слишком уж германским выглядело бы тогда происхождение основоположника Советского государства. В период враждебных отношений с Германией Гитлера это было совсем некстати. Так и родилось утверждение о деде украинце. Назвать Бланка русским у писательницы не поднялась рука: слишком уж не по-русски звучала фамилия. Между тем, православный Бланк, скорее всего, считал себя русским. Но ни Крупская, ни Шагинян в Бога не верили, и православие с русской национальностью в данном случае отождествлять не стали. А в результате получился скандал, завершившийся закрытым постановлением Политбюро.